коробки бумажную салфетку и высморкалась.
– Сейчас я ничего хорошего о себе не думаю, – призналась она.
– Отлично.
– С Джеком все будет в порядке?
– Да, складывается именно такое впечатление. На самом деле ему повезло, что он выжил. Как и мне.
– Вы действительно только сейчас узнали, что он – ваш отец?
– Да.
– Должно быть, испытали настоящее потрясение…
– Вся эта история – сплошное потрясение.
– Я надеюсь, вы найдете сестру.
Пайн ничего не ответила.
– Вы… расскажете Джеку о том, что я сделала? – спросила Холден-Брайант.
– Нет, если не будет необходимости.
– Я вам благодарна.
Этли снова не ответила. Она направилась к двери и через мгновение вышла.
Холден-Брайант посмотрела на Блюм, которая продолжала стоять рядом с кроватью.
– Полагаю, любовь всех нас делает глупцами, – сказала она.
– О, думаю, мы и сами прекрасно с этим справляемся, – ответила Кэрол и огляделась по сторонам. – Что ж, у вас хотя бы есть все… чтобы быть счастливой. Разве не так?
Она вышла из спальни и закрыла за собой дверь.
Глава 39
Пуллер только что закончил забег на шесть миль в Куантико вместе с парой длинноногих рекрутов – морских пехотинцев, которым не было и двадцати. Он вернулся в свою «новую» квартиру – старая стала местом преступления, принял душ и уже собрался одеться в гражданское, когда загудел его телефон.
Пришло сообщение от брата.
«Сегодня двести, АНК, помни «Мэне». Соль. Четыре планки и звезда».
Всякий, не знавший братьев или армию в целом, едва ли сумел бы расшифровать послание. Но для Пуллера это не составило труда – особого труда.
Джон проверил часы. У него осталось достаточно времени, чтобы сначала сделать одну остановку. Он открыл шкаф и достал синюю форму. Она предназначалась для сегодняшней вечерней встречи, хотя не была обязательной.
Довольно долго армия ограничивалась зеленым и белым цветами. Но теперь стала использовать синий – цвет двух величайших побед на своей территории. Синие мундиры против красных английских в Войне за независимость. Синие северяне против серых южан во время Гражданской войны.
История сама подсказывает.
Джон проверил орденские планки, дабы убедиться, что они выстроены в надлежащем порядке – военные не допускают ни малейших ошибок, – взял форменную фуражку и ушел, предварительно выслушав одобрительное мурлыканье Самоволки.
Он подъехал на внедорожнике к госпиталю для ветеранов, и его отвели в отделение, где находились те, кто утратили память. По пути Пуллер встретил множество отдававших ему честь солдат, которые сидели в креслах, лежали на носилках или передвигались на костылях и в ходунках. Все они достойно и с честью служили своей стране, а теперь оказались здесь, в последнем месте дислокации в своей карьере: в доме престарелых, предоставленном им Дядей Сэмом.
Здесь эскорт оставил его одного, и Джон постучал в дверь. Немного подождав, вошел.
Палата была небольшой, и вещей оказалось совсем немного; главной являлась кровать, на которой лежал старик. Джон Пуллер-старший.
Прежде отец, увидев Пуллера, рявкал: «Старпом, что вы здесь делаете?» Джон не являлся его старшим помощником, но всегда подыгрывал отцу, потому что врачи говорили, что для старика так лучше.
Но то было раньше.
Теперь же все кардинально изменилось.
Отец лежал в постели, свернувшись калачиком. Прежде его рост составлял шесть футов и три дюйма, но болезнь и возраст отняли у него несколько дюймов. Он почти полностью облысел, если не считать нескольких пучков волос цвета облаков. На нем была не повседневная военная форма и не синий мундир, а больничные штаны и белая футболка, из выреза которой торчали белые завитки волос.
Джон обошел кровать, чтобы оказаться напротив отца. Он стоял перед ним по стойке смирно и смотрел на человека, который участвовал в том, что он появился на свет, снабдил половиной ДНК и другими вещами, хорошими и не очень.
– Докладываю, сэр, – сказал Пуллер немного нерешительно.
Он не рассчитывал на ответ. Во время пяти последних визитов отец даже ни разу не проснулся.
«Альцгеймер – худшее, что может случиться с человеком, – подумал Пуллер. – Со временем он тебя убивает, как и другие тяжелые болезни. Но прежде отнимает то, что делает тебя личностью, оставляя почти не тронутым тело – не слишком большое утешение для семьи или друзей. И ты задаешь себе вопрос: как человек может выглядеть нормально, однако при этом не иметь ничего общего с прежним собой?»
К его удивлению, отец пошевелился, заморгал, и его веки снова опустились. Джон подумал, что на этом все и закончится. Однако глаза открылись и больше не закрывались.
Пуллер-младший наклонился, решив, что больше не станет прикидываться.
– Папа?
– Бобби? – хрипло спросил отец.
Теперь он часто путал сыновей.
Пуллер-старший пережил тюремное заключение старшего сына за преступление, которого тот не совершал. Видел, как Роберта Пуллера освободили и полностью оправдали. Он также сумел справиться с тем, что случилось с его женой, матерью Джона и Бобби, исчезнувшей несколько десятилетий назад. Джон знал, что это был самый трудный период в жизни отца. Нет ничего хуже. Во всяком случае, печальная история получила завершение.
«Впрочем, все истории рано или поздно заканчиваются…»
Пуллер посмотрел на все еще широкие плечи отца и представил на них три звезды. Там следовало появиться четвертой, но помешала политика. Джон прекрасно знал, что в армии нет ни одного генерала с четырьмя звездами, который не считал бы, что Боевой Джон Пуллер заслуживает четвертой звезды в качестве венца своей блистательной карьеры. Однако обстоятельства сложились иначе. Не получил тот и Почетной медали конгресса – еще одна уступка политике вопреки реальным заслугам. Но его отец являлся легендой, а легенды не нуждаются в звездах или медалях. Они живут в мыслях, воспоминаниях и мифах тех, кто приходит вслед за ними.
– Я – младший, сэр. Не Бобби.
Отец приподнялся, сел, опираясь на подушку, и оглядел последнюю комнату, в которой ему предстояло жить на земле. Судя по выражению лица, сына он не узнал. Снова лег, некоторое время смотрел в потолок, потом повернул голову и взглянул на Джона.
– Служишь, солдат? – спросил он.
– Да, сэр. Старший уоррент-офицер.
– А это что такое?
Сердце Пуллера сжалось, потому что отец показывал на его планки. Джон участвовал в военных действиях, заслужил все главные поощрения, которые давала армия, а часть из них – по несколько раз. И все же его «ряды доблести и чести» бледнели по сравнению с достижениями отца, чьи заслуги отображались дюжиной горизонталей; из них можно было бы сделать одеяло. Впрочем, чего еще следовало ждать от человека, ставшего солдатом и отправившегося воевать еще в шестидесятые годы?
– То, что прилагается к мундиру, – ответил Пуллер-младший.
– Хороши, – заметил отец.
– Благодарю, я тоже так думаю.
– Еще раз повтори, кто ты такой?
– Я здесь работаю. Вам что-нибудь нужно?
– Жратву получше. Здесь кормят жуткой дрянью – я не стал бы давать ее даже собаке, если б она у меня была… А у меня есть собака?
– Нет, сэр.
– В общем, еда здесь паршивая.
– Да, сэр, я обязательно проверю.
– Я не
