позволила ему развернуть карету и мчаться отсюда прямиком в Ганновер.
Замок же поражал своим спокойствием. Некоторое затишье было, впрочем, характерно для Ораниенбурга, и Винтерфельд немного успокоился, списав свою нервозность на разыгравшееся воображение.
Странно было только, что у входа его никто не встречал, но по периметру ходили прусские солдаты, и слышались немецкие команды их офицеров. Отбросив сомнения, барон вошел внутрь. Прибывшие с ним гвардейцы напряженно оглядывались по сторонам, а четверо зашли вместе с ним во дворец.
— Сюда, пожалуйста, господин барон, — перед Винтерфельдом появилось сразу трое офицеров, один из которых весьма ловко разоружил его, вытащив пистолеты и сняв с пояса шпагу. — Только без глупостей. Вы даете слово дворянина, что у вас где-нибудь в сапоге не припрятан неприятный сюрприз?
— Я даю слово, — процедил Винтерфильд сквозь зубы. Все-таки предчувствия его не подвели. — Могу я узнать ваше имя? Вы-то вполне знаете кто я, а вот мне неизвестно с кем я имею честь разговаривать. — Он не смотрел на своих людей, которых тоже разоружили и куда-то увели. Из-за двери раздался одиночный выстрел, видимо, кто-то из его сопровождения не захотел сдаваться без боя. Послышались крики, звуки ударов, а потом все стихло. «Заехали прямо в расставленную мышеловку. Кретины», — промелькнула у барона в голове горькая мысль.
— Иван Степанович Лопухин, к вашим услугам, сударь, — Винтерфельд пристально оглядел его и кивнул.
— Так куда мне проходить, господин полковник? — Ровным голосом спросил он, хотя еще пару минут назад Лопухин показывал ему, куда направляться. Для себя он решил, что, даже, если его поведут на казнь, он покажет этим восточным варварам, как встречает смерть настоящий прусский дворянин. А ведь совсем недавно он совсем не хотел умирать, и даже думал, что ему удалось сбежать от войны. Теперь же подняла голову гордость, чего сам Винтерфельд от себя не ожидал.
— Сюда, — Лопухин сделал вид, что ничего не говорил барону и указал на дверь, ведущую в библиотеку. Барон бывал в этом дворце и знал расположение большинства комнат. Одернув камзол, он направился вслед за Лопухиным, гадая про себя, что же его ждет за дверью, кроме довольно большой коллекции книг.
— Господин барон, наслышан о вас, наслышан, — он узнал Ласси сразу, как только увидел. — Проходите, что же вы в дверях застыли? — Фельдмаршал снял окуляры с глаз и отложил их в сторону. — Совсем уже не могу буквы разглядеть. Хорошо еще Ломоносову не надоело со стеклом да оптикой время от времени баловаться. Вот окуляры мне изготовил. А оправу такую, чтобы за уши цеплялись — это сам император Петр Федорович подсказал. Я считаю, что просто необыкновенно получилось, а вы как думаете? — Виндельфельд никак не думал. Вот именно сейчас ему было глубоко наплевать на очки, и кто их сделал такими вот, цепляющимися за уши. Имело значение лишь то, что Ласси здесь в Бранденбурге, а это означает, что город захвачен. И ведь никто ни сном ни духом. Даже в придорожной таверне, где он в последний раз ночевал, никто не слышал про какие-либо битвы. И, что самое главное, он не имел никакой возможности предупредить своего короля.
— Что вам нужно от меня, господин Ласси? — глухим голосом спросил Виндельфельд.
— Поговорить, — Ласси развел руками и улыбнулся. — У меня, знаете ли, возникает иной раз потребность поболтать по-стариковски. А если еще и умный собеседник отыщется... Иван, не стой в дверях, проходи. Сразу с двумя молодыми людьми разговаривать куда как интересно.
— И о чем вы хотите со мной поговорить? — барон нахмурился.
— О совершенно разных вещах. Например, где сейчас находится ваш господин, король Фридрих я в общих чертах знаю. Об этом все знают, потому что он не скрывается. А вот о численности армии, что находится с ним, знаю очень немногие, но, так уж получилось, что вы входите в их число. Удовлетворите любопытство старика, расскажите мне про знаменитую прусскую армию. — И Ласси снова улыбнулся, но на этот раз в его глазах сверкнул стальной отблеск.
* * *
Румянцев нашел меня в картиной галерее перед портретом Петра Первого. Я смотрел на своего знаменитого деда и пытался найти хоть какое-то сходство. Но, сколько бы я на него не смотрел, ничего общего между нами никак не находилось.
— Мы с ним не похожи, — заявил я, даже не повернувшись к Румянцеву. — А ты что скажешь?
— Я не могу судить, Петр Федорович, — Петька подошел совсем близко и встал рядом со мной. — Но, по-моему, нос и подбородок похожи. И разрез глаз, да, определенно, если бы у вас глаза были карие, то, я бы сказал, что точно похожи. Мы постояли еще некоторое время, разглядывая портрет, а затем Петька добавил. — Полки выдвинулись. Завтра утром и мы с Иваном Максимовичем двинем к Амстердаму.
— Это хорошо, — ответил я рассеянно. — Дай бог, Криббе продержится до вашего прихода.
— Еще раз объясните мне, Петр Федорович, — что мы должны будем делать? — Петька потер лоб. Он еще ни разу не получал настолько сложное и ответственное задание. Даже то, которое он выполнял в Магдебурге, по его собственному мнению, он едва не завалил. Хорошо хоть, что закончилось все относительно нормально. Да и с женой у него вроде бы хорошие отношения. Не всем так везет. Мне вот повезло, ему повезло, а остальным — как-то не очень. — Мы должны будем усмирить толпу? Прекратить беспорядки?
— Да, и это тоже, но не сразу. Ваша первоначальная задача — защита Криббе и бывшую штаб-квартиру Ост-Индийской компании. Что касается разгона бунтов и призыв к ответу главарей, то это не наше дело. Мы, как абсолютно добропорядочные люди, в дела других стран не лезем, — я усмехнулся.
— Да, но... — Петька снова потер лоб. — Зачем тогда в Голландию практически целая армия направляется?
— Криббе очень нуждается в защите, очень. Там вообще собрались такие беззащитные овечки, что и армии будет мало, чтобы их защитить, — я снова повернулся к портрету Петра. Ты так яростно и страстно пытался натянуть на Россию голландские тряпки, что до конца жизни так и не понял — они не подходят, ни по размеру, ни по фасону, да и стиль не тот. А еще ты искренне любил Голландию, пардон, Нидерланды, и никогда не устроил бы там
