подери, это был патрон! И винтовка была переделана так, что стреляла этим патроном! А всякие усовершенствования — это всего лишь вопрос времени. Господи, да эта винтовка наряду с новыми гаубицами сами по себе способны выиграть ближайшую войну. Но не с Фридрихом. Этому и того, что есть хватит. Нет, следующий по расписанию у меня Крым. Надо только эту войну выиграть и армейские реформы завершить. И что там бормотал англичанин? Какая помощь от Георга мне? Что этот напыщенный осёл подразумевал под своими словами?
Пока я занимался моральной мастурбацией, наглаживая ствол своей новой винтовки, Бехтеев аккуратно, но довольно настойчиво выдворил мастера, и вернулся к столу.
— Я так понимаю, что вы одобряете моё самоуправство, ваше величество, — он поклонился, я же, очнувшись, закрыл коробку с оружием.
— Да, молодец, вовремя сообразил, — поблагодарил я его. Но тут заметил его напряженный взгляд. — Ну и что у нас ещё случилось по шкале от плохого, до отвратительного?
— Только что приехал гонец, так как новость важная, то его провели прямиком ко мне. Я сомневался, нужно ли говорить вам, ваше величество, о том, что произошло, сейчас... Подумав, я решил, что да, стоит.
— Ну так говори, — я нетерпеливо схватил свою речь, думая о том, почему не вышел, пока Бехтеев провожал тульского мастера.
— Ваше величество, король Фридрих вышел с территории Силезии. При этом он разгромил австрийскую армию. Принцу Александру удалось сбежать. Теперь же Фридрих быстро движется к Берлину, — Бехтеев замолчал, но по его виду было видно, что это ещё не всё.
— Говори, — просто сказал я, чувствуя, как пальцы сами собой комкают бумагу с Манифестом.
— Большая армия начала движение ему навстречу со стороны Ганновера. — Добил меня Бехтеев.
Я положил Манифест на стол и тщательно его разгладил.
— Ну что же, чему быть, того не миновать. Остается надеяться на Ласси и на то, что Польша не ударит в спину, как она не раз проделывала. А сейчас мне нужно выйти к народу.
И я взял со стола Манифест и направился к выходу на крыльцо. Я подумаю об этом завтра, а сейчас я буду толкать речь, за которую меня вполне возможно скоро убьют. А может быть, наоборот, обзовут, в конце концов, великим императором.
