длинным юбкам. Со стороны всех их можно было принять за обыкновенных крестьян, если бы не номера и, порой, не совсем обычная внешность. Альтера не раз ловила на себе косые взгляды, подозревая, что скорее всего из-за формы. Похоже, в Исайлуме не приветствовалось даже малейшее напоминание о Легионе.
Мальков здесь тоже водилось немало, в большинстве уруттанские. Мелюзга с радостным визгом носилась туда-сюда, прячась то за крыльцом накренившегося сруба, то за углом маленького домишки, то скрывалась за очередным шатром. Отовсюду доносилось лошадиное ржание, жалобное блеяние какой-то зверюги, поросячье похрюкивание. Однажды громко замычало, и Альтера не без гордости за свою смекалку определила — это корова, подметив, что вблизи жуткий утробный рёв чем-то напоминал месмеритово рычание. Для неё всё это было в новинку. Впервые в жизни она прогуливалась вот так, свободно, принадлежа только самой себе. Она трогала деревянные перила, стены, изучая их на ощупь, с наслаждением вдыхала воздух, пропитанный дымом, навозом и чем-то прокисшим, срывала какие-то сорняки, растирала липкие листочки меж пальцев, а потом нюхала их. Как же это здорово — вернуться! Плевать, что всё чужое и незнакомое, плевать, что ей никто не рад. Пусть все недовольные катятся к псам в туннели! К тому времени, когда Твин очухается, она наверняка успеет определиться: уступить или загнать её обратно, в Застывшее место.
Альтера коснулась забинтованной руки и болезненно поморщилась. И как только этой идиотке в голову пришло резать себя, как какую-то козу! Будто это вернёт Семидесятого! Жаль засранца, ей будет не хватать его, но жизнь продолжается, и если начать пускать сопли, то можно окончательно свихнуться, а ведь столько дел впереди! О да, ей найдётся, чем заняться в ближайшие месяцы, а то и годы. И начнёт она с безносого отморозка и его белобрысой шлюхи, а потом можно тряхнуть и свободных. Это они во всём виноваты! Они убили маму, отняли свободу, заклеймили, сковали цепями, унижали, хлестали, ломали, а потом забрали и то единственное, ради чего жила Твин… ради чего они обе жили.
Внезапно, с хриплым тявканьем, в ноги бросилась раскормленная шавка, грозя вцепиться в сапог. Спугнуть гадину не получилось, оборзевшая псина залаяла ещё громче.
— Пшла отсюда! — устав от звуковой атаки, Альтера пнула собаку под жирный зад, и та с обиженным верещанием смылась за угол какой-то хибары.
С довольной улыбкой следя за улепётывающей псиной, она вдруг ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Девчонка-сервус застыла с ведром в руках, вперившись в неё круглыми от удивления глазами. Надо же, как всё интересно складывается!
— Что ты здесь делаешь? — опомнилась Лия. — Ты же сдохла в туннеле!
— За тобой вернулась, сучка! — хищно оскалившись, Альтера двинулась на девку, подбирая в уме самые изощрённые способы расправы.
— Только тронь! — вызывающе выкрикнула сервус, а сама вся сжалась от страха. — Отвали от меня, ненормальная!
Альтера схватила стерву за грудки, колеблясь: проломить череп или свернуть шею. Жаль, ножа нет — перерезать глотку куда эффектнее, и звуки такие приятные — хрипы, хлюпанье… Красота-а!
Сервус затрепыхалась, как двухвостка в зубах гиены, выронила ведро, разлив себе под ноги воду, что-то жалобно пропищала.
— Наверное, всё-таки башку проломить, — вслух решила Альтера. — Так зрелищнее.
— Оставь её, Твин, — на плечо тяжело легла знакомая рука. — Своих убивать здесь запрещено.
— А что мне за это будет! Прогонят?
На её возмущённый взгляд Триста Шестой предупредительно качнул головой:
— Нет, сестрёнка, здесь живут по строгим уставам. Вздёрнут на первом попавшемся суку и делу конец.
Умирать из-за вонючей подстилки не хотелось. Разжав пальцы, Альтера задумчивым взглядом проводила убегающую девку. Ничего, это не последняя их встреча.
— Если бы не эта сучка, Слай бы остался жив, — процедила она, когда сервус скрылась в одном из домов.
— Может и так, — отозвался Туша, — но дохнуть из-за неё мало чести.
— Ты прямо мысли мои читаешь! — Альтера шутливо ему подмигнула. — Слушай, всё хотела спросить, в ту ночь, когда Слай… Это правда про Керса? Сам знаешь, Двести Пятьдесят Третий горазд приукрасить.
— А что конкретно он тебе рассказал? — Триста Шестой искоса взглянул на проходящего мимо уруттанца. Дикарь с деловым видом тащил под мышкой свёрток, из которого свисала пара мелких копыт.
— Якобы дома какие-то обрушил.
— Дома обрушил? — здоровяк хохотнул. — Это ещё мягко сказано! Да я чуть не усрался, когда солдаты вместе с лошадьми под землю проваливаться начали.
— Хочешь сказать, это тоже сделал Керс?
— А кто ж ещё? Поверь, если бы мы его не вырубили, он бы, может, весь Регнум с землёй сровнял.
Альтера недоверчиво прищурилась. Не похоже, чтобы Туша приукрашивал, но слабо верилось, что желтоглазый способен на нечто подобное. Скорее всего просто в портки напустил, оттого и жахнул сдуру. Хотя даже если сдуру, хист у него всё равно яркий. С ним можно так тряхнуть это поганое Прибрежье, что не очухаются.
Триста Шестой проводил Альтеру до дома и подождал у крыльца, пока она не скрылась за дверью. Стоило переступить порог, как из дальней комнаты показался принцепс. Встретившись с ней взглядом, он натянул елейную улыбочку, и от одного его вида нестерпимо зазудело раскроить ублюдку черепушку.
— Я рад, что тебе лучше, Твин, — слишком приближаться несостоявшийся папаша не решился. Не дурак! — Как ты себя чувствуешь? Анника сказала, ты быстро на поправку идёшь.
Альтера посмотрела на него, как на свежую месмеритову кучу поперёк дороги, которую не обойти, не переступить. Может, и впрямь проломить ему башку, чтоб не путался под ногами?
— Эм… Ты знаешь… Я хотел, — он как-то приуныл под её взглядом, даже мерзкая улыбочка растаяла, будто воск на солнце. — Дочка, позволь мне всё объяснить.
Он потянул к ней клешню, но вдруг застыл с разинутым ртом.
— Ой! — Альтера издевательски хихикнула. — Что, приятель, обознался?
— Ты!..
— Я! — передразнила она его ошеломлённый тон. — Что, уже не дочка?
Шумно сглотнув, принцепс пробормотал что-то невнятное. Вот тебе и кровные узы!
— Давай, папочка, говори, я вся в нетерпении. Объясни мне, недалёкой, почему отказался от нас с мамой. Объясни, почему не захотел поговорить со мной, когда стоял там, снаружи. Ты же видел меня, таращился во все глаза. А лучше объясни, почему не спросил моего имени, — с каждой фразой она приближалась к нему, пока не припёрла его к стенке. — Что, язык проглотил, напудренный индюк?
— Позволь мне поговорить с моей дочерью, — сипло пролепетал он.
— А я кто, по-твоему? Ах, да, ещё кое-что! Всё забываю спросить, чем мы тебе так не угодили, что ты сдал нас Легиону?
Принцепс выпучил глаза, будто перед ним предстала сама Госпожа:
— Н-не понимаю, о чём
