– Нет, – упрямо повторила и потянулась за алкоголем. – Я сама решу, когда хватит. – С самого рождения мою судьбу вершили другие, теперь же я хотела сама управлять своей жизнью. – Хоть что-то я хочу решить сама, тебе не понять каково это.
– Я прекрасно понимаю, – разжал пальцы, выпуская бутылку.
Уже с легкостью я сделал очередной глоток.
– Не лги, – не верила, что ему может кто-то приказывать, – ты всегда делал, что хотел.
– Это не так, – разглядывал отражение луны на водной глади. – Например, я никогда не хотел отправляться в этот мир. Но вынужден был покориться. Это одна из частей инициации: расширение кругозора и знаний, ознакомление с другим укладом жизни, государственным режимом и прочим. Что-то вроде посвящения мальчика в мужчину.
Впервые я взглянула на Дана под другим углом. Всегда считала его беззаботным парнем, что вел разгульную жизнь, но теперь понимала, что она была не так проста.
– Кто ты, Дан? – прищурилась, стараясь разглядеть его лицо в ночном полумраке.
– Ты знаешь, кто я, – как всегда ушел от ответа.
Казалось, я близка к разгадке, но никак не могла собрать детали головоломки. Правда была на поверхности.
– Что значит та фраза: дик харна берн клиил Эттр?
– Под защитой семьи Эттр, – не сводил глаз с серебристого света луны.
– Кто такие Эттр? – это имя совершенно ни о чем не говорило мне.
– Это моя семья, – повернул голову, обрушивая на меня всю значимость и вес этого семейства. – В нашем мире каждый знает, что семья Эттр стоит за своих до последней капли крови. И никто не рискует лезть на рожон.
Он защищал меня. Всегда. Даже когда не мог быть рядом. Для меня это уже стало нормой. Чего я не могла спокойно воспринимать, так это упоминания о существовании других миров.
– Так значит, можно свободно путешествовать между мирами? – мне хотелось узнать больше.
– Нельзя, – строго, словно это нерушимое табу. – Когда люди перемещаются из одного мира в другой, то возникает дисбаланс энергии. Нарушается равновесие, которое стремится выровняться, порождая харпов. Они существуют, пока необходимы системе.
Привычный мир трансформировался в нечто совершенно невообразимое. Дан был терпелив и без какого-либо раздражения разжевывал элементарные для него вещи.
– Так они не живые? – удивилась я, вспомнив, как естественно они выглядели и погибали, истекая кровью.
– Всего лишь материальная оболочка имирта, – покачал головой.
– Имирт?– меня, как неопытного ребенка, поражало каждое новое слово.
– Здесь то, что мы называем «им», – положил ладонь мне на грудь, прямо над сердцем, – а здесь «ирт», – коснулся лба. – Они представляют единое целое – имирт. Это как душа или энергия. В человеческом языке нет слов, описывающих сущность имирта. – Я заворожено слушала, впитывая каждую крупицу информации. – Закрой глаза, – приказал он, – попробуй еще раз почувствовать его. Сильно не старайся, это должно быть так же естественно, как дышать.
Послушно исполнила просьбу. Кроме звуков вступившей в свои права ночи я ничего не слышала. Но потом начала ощущать слабую пульсацию внутри, которая становилась все сильней. Она была такой ненавязчивой, как шепот, и, казалось, звала меня. Захотелось отозваться.
– Невероятно, – прошептала, боясь развеять это состояние. Имирт словно пел мне, даруя умиротворение. Я вдруг нашла себя, пришла в гармонию с собой.
Я все больше расслаблялась и забывалась. Алкоголь окончательно победил мое тело: я покачнулась и навалилась на Дана, погружаясь в тягучий, туманный сон.
***
Пробуждение от боли уже привычно. Один удар ногой в живот – и ты вырываешься из блаженного сна, второй удар – осознаешь реальность.
Все тело свело от холода каменного пола. Ничего лучше здесь нет. Каждый день я начинаю с надеждой, что о станет последним в моей жизни. Еще ничего я так не жаждал как смерти. Но смерть слишком большой дар. Он его не получат. Моя жизнь – моя смерть.
Замки моей тюрьмы со стоном завращались, решетка истошно заскрипела. Первыми, как обычно, входят телохранители.
Жалкий трус.
Заведя руки за спину, они смотрели перед собой. Ни разу за много месяцев моего пребывания здесь ни один не взглянул на меня. Таков приказ. А их исполнение всегда безупречно. Бит, резать, пытать – всё безупречно исполнено. Ведь наказание за неповиновение – смерть. Иногда я им завидую.
Вслед за стражей появляется он . Полы его плаща ползут по грязному сырому полу. Ткань медленно пропитывается моей кровью, которой он залит. Здесь много крови. Порой кажется, нет ничего кроме нее – глаза застилает алой пеленой.
– Уже утро, Дан-Ар, – его голос звучит успокаивающе, внушая ложное доверие и доброе расположение. Все обман. – Каким будет ответ сегодня?
Я стою на коленях, скованный цепями – он не позволяет мне быть выше его. Так он тешит свое самолюбие. В глубине души я улыбаюсь. Что бы он ни делал, я всегда буду превосходить его по происхождению и положению. Он никто.
– Нет, – хриплю я. Мой голос давно потерял свое прежнее звучание.
На его лице появляется уродливая гримаса гнева:
– Тогда до завтра, Дан-Ар Рих Эттр.
В тесной камере появляются два стражника. Они хватают меня и, не давая возможности подняться на ноги, тащат по темным коридорам. Я знаю, что будет дальше. Так повторяется изо дня в день. Но я готов. Страха нет. Его давно поглотила боль. Лишь она дает мне понять, что я еще жив.
Звенящий свист. Я рефлекторно напрягаю все тело. Огонь пробегает по моей спине. На ми забыв о гордости, я кричу, ища в этом спасение.
Глава 11Меня разбудил собственный истошный крик, заставив подскочить на кровати. Я часто моргала, разгоняя туман сновидения. Узнавала стены своей спальни и понемногу приходила в себя: кошмар закончился, я в безопасности.
Никогда раньше мне не снилось ничего кровожадного и ужасающего. И тем более такого реалистичного. Я будто собственной кожей ощущала холод и жесткость каменного пола, слышала звон цепей и свист кнута. И ту раздирающую на части боль от его ударов. И запах крови. Точно такой же как в ту точь в переулке.
Растирала виски, изгоняя из головы настойчиво рвущуюся на поверхность догадку. Отчаянно цеплялась за надежду, что ночные образы всего лишь последствия алкоголя. Или же таким образом мой перегруженный разум осмысляет новую действительность. Но карточный домик, в котором я пряталась, рухнул, когда вспомнила все те шрамы, что опутывали тело Дана. Те отчаянье и боль, что я видела во сне, принадлежали ему.