Прежде Макасе и в голову бы не пришло, что она будет так скучать по Араму. На «Волноходе» он был ленивым надоедой, угодившим в морскую жизнь, точно рыба в небо. Но теперь, поразмыслив как следует, она понимала: в мальчишке с самого начала имелась искорка чего-то большего, готовность учиться, стараться, пусть даже с первого раза не вышло, и этим нельзя было не восхищаться. Сама Макаса терпеть не могла неудач, терпеть не могла выглядеть дурой и неумехой – потому-то загадочные осколки и не давали ей покоя.
С досадой вздохнув, она от души пожалела о том, что не может забыть обо всем этом деле да просто улечься спать, а утром, проснувшись, обнаружить Арама внизу, за завтраком, улыбающимся над тарелкой с беконом, схватила осколок, служивший стрелкой для компаса, и сжала его в кулаке.
– Да скажи же, скажи, идиотский ты камень: что дальше? Дальше-то что?
От осколка в руке тут же повеяло теплом. Разжав пальцы, Макаса уставилась на ладонь. Кристалл на ладони закружился волчком и вдруг остановился, замер, засиял, пульсируя ярким светом. Держа руку, точно картушку компаса, Макаса поднялась, прошлась по комнате, медленно повернулась кругом. Острый конец осколка, будто магнитная стрелка, указывал на северо-восток. В каком углу Арамовой комнаты ни остановись, направление оставалось неизменным.
– Прекрасно. Выходит, где-то на северо-востоке, вот только где? – проворчала Макаса, вернувшись к столу, плюхнувшись в кресло, уронив голову на скрещенные руки и вновь сжав осколок в ладони. – А просто… просто на ухо шепнуть ты никак не можешь?
Отсюда недалеко. Меньше дня ходу. Восстанови клинок.
Едва не вскрикнув, Макаса вскочила на ноги. Это уж точно был вовсе не шепот на ухо, а оглушительный вопль в голове, отчетливый, как и все ее мысли. Опять Голос Света! «Может, – подумалось ей, – если просто пойти на северо-восток, я смогу угадать, где спрятан следующий осколок?» Вот только что означает «недалеко»? Имеет ли странный голос в голове хоть какое-то представление о человеческих расстояниях?
Досадливых вздохов за нею сегодня числилась целая уйма, но в эту минуту Макаса испустила еще один, всколыхнувший страницы Арамова блокнота. Пергамент негромко зашелестел, листы беспорядочно замельтешили, и блокнот раскрылся на новом рисунке. В эпическом предании на этой странице непременно оказалось бы что-нибудь вроде карты, но нет – вместо загадочной волшебной карты Макаса увидела там всего-навсего нарисованную пещеру.
Понимая, что все равно не заснет, но твердо решив постараться, девушка встала из-за стола, но на полдороге к кровати застыла, как вкопанная, и бросилась назад, к блокноту, к рисунку Арамара. Заложив пальцем страницу с запечатленной в блокноте пещерой, она перелистала блокнот и убедилась: да, почти все нарисованное Арамар видел собственными глазами. Самые разные лица, самые разные места, самые разные сцены… кто-кто, а уж Макаса-то знала: всему этому он был свидетелем сам. Но пещера… Когда же Арам успел побывать в подобной пещере и наткнуться там на юношу и дракона? Рассказа о таком она, определенно, забыть не смогла бы, пусть даже, слушая его бесконечные истории, частенько отвлекалась на посторонние мысли.
Неужели Арам оставил в блокноте подсказку? Казалось бы, вздор это, быть такого не может… однако она совсем недавно проснулась снаружи, в чем спать улеглась, услышав во сне таинственный голос, указавший дорогу к волшебному осколку – к части меча, который должен спасти весь мир!
С учетом всех этих обстоятельств пророческая картинка уже не выглядела чем-то невероятным.
– Северо-восток, – прошептала Макаса, нежно погладив рисунок. – Пещера на северо-востоке. Ну, Арам, если ты вправду приведешь нас к этому осколку, рисуй меня, сколько угодно – клянусь: слова дурного тебе не скажу!
Глава двадцать шестая. Темная буря
– Держи. Съешь и мою, сынок: тебе нужнее.
На это Арам только помотал головой.
– И нога твоя неважно выглядит, – добавил Грейдон. – Как сегодня с жаром?
– Вроде неплохо, – ответил Арам.
Говорить правду – хуже некуда – он, щадя чувства отца, не стал.
Деревянная миска с похлебкой, пущенная к нему по полу, проскользнула под нижним из поперечных прутьев решетки и ткнулась в ногу. Арам с трудом поднялся. Нога нестерпимо ныла, пульсировала в такт стуку сердца. Истязания продолжались, но с тех пор, как бесы заметили вспухшую, нагноившуюся рану, его мучили гораздо меньше. Однако если тычки да ожоги и пошли на убыль, то жар униматься никак не желал… Утерев лоб, обильно залитый потом, Арам потянулся дрожащей рукой к дополнительной миске похлебки.
– Прости меня, – сказал Грейдон.
За то время, пока оба, отец и сын, чахли в соседних камерах, Арам слышал эти слова столько раз, что и не сосчитать. И, как в последние раз этак десять, вновь ничего не ответил.
– Прости, что я не сумел уберечь тебя от всего этого. Не пристало нам, Торнам, умирать такой смертью.
Тут Арам наконец-то проявил к отцовским словам кое-какой интерес и, сунув в рот ложку безвкусной клейкой похлебки, поперхнулся, закашлялся.
– А как же нам, Торнам, следует умирать?
– С мечом в руке, – отвечал Грейдон, привалившись спиной к решетке и вытянув длинные ноги вперед. Оба были невероятно грязны, сплошь в ссадинах; обросший неопрятной бородой отец сделался сам на себя не похож. – Или в море, борясь с бурями. Этим мы с твоим дядюшкой, знаешь ли, когда-то и занимались. Боролись с бурей. С Темной бурей.
Несмотря на надежду, дарованную оставленным Дреллой цветком, Араму уже приходило в голову, что здесь они оба, скорее всего, и умрут. Внезапная откровенность отца только усилила это чувство. В душе воцарился странный покой.
– С Темной бурей? – переспросил Арам.
– Именно. С силой столь жуткой, столь мрачной, что она может уничтожить наш мир, наш Азерот целиком, до единой живой души. И все это – из-за оплошности нашего ордена. Все это – из-за меня.
– Но ты-то тут при чем? – удивился Арам. – Раз ты – член ордена, значит, не один виноват.
Но Грейдон покачал головой и почесал в разросшейся бороде.
– Орден Семи Солнц возглавлял я, – вполголоса, точно опасаясь, как бы безжалостный брат не услышал и вновь не явился пытать их, пояснил он. – А всего нас было семеро, считая меня с Сильверлейном. Мы были призваны оберегать наару, создание из чистого Света. Согласно пророчеству, это создание могло остановить Темную бурю, и потому мы с Сильверлейном поклялись защищать его. С радостью поклялись. Жизни свои ордену посвятили, а я был избран его главой.
– Но зачем призывать Темную бурю? – в недоумении спросил Арам. – Кому от этого какой прок?
– Зарааксу, – словно выругавшись, ответил отец. – Повелителю ужаса из Пылающего Легиона. Ему нужно одно: наращивать мощь Легиона, размазывать ее, будто кляксу, по всякому миру, что под руку подвернется. Один Азерот ему не поддался, а все – благодаря милосердию наару, даровавшего нашему миру защиту. Нам надлежало оберегать этот щит от злых умыслов Зараакса. Вот мы с Сильверлейном и оберегали… пока брат не предал всего, за что мы боролись.
