Книга Женщина во тьме - Ванесса Сэвидж

Сара

– Миа, может, поговорим?

Молчание. Заглядываю в комнату. Дочь, скрестив ноги по-турецки, с книгой в руках сидит на кровати. Но я все равно вхожу и, закрыв дверь, выглядываю в окно.

Оно открыто. День солнечный. Снаружи долетают крики чаек, доносится лай собак. Сезон еще не начался, семей с детьми на берегу пока нет, но с мая по сентябрь домашним животным вход на пляж будет запрещен, и хозяева собак, спеша воспользоваться последней возможностью, прогуливаются вдоль моря со своими питомцами.

В такой день я легко могу поверить в ту замечательную жизнь, о которой твердит Патрик. Только она плохо вяжется с его стиснутыми кулаками, гневом, паникой – со всем, что случилось прошлой ночью.

Миа – выражение лица мрачное, плечи опущены – подавлена. Она откладывает книгу. Это «Маленькие женщины». Наверное, перечитывает ее, чтобы успокоиться. Около кровати на полу валяется игрушечный кролик, готова поспорить, ночью дочь спала с ним в обнимку. Чувствую, со мной происходит что-то похожее: хотелось бы пойти на ярмарку вместе с Мэг, попутешествовать по Европе в компании Эми, снова влюбиться в Лори.

– Папа уже приходил, извинялся.

Приходил когда – ночью? Мы легли спать вместе. Значит, дождался, пока я усну. До крови закусываю губу.

– Господи, что ты так смотришь? – оторвавшись от книги, спрашивает Миа. – Пришел просить прощения, вот и все. На самом деле я сама виновата. Убежала без разрешения, пила и все такое.

– Миа, но…

– Мам, ну он же меня не ударил, он ничего мне не сделал. Давай оставим это. Мы с папой помирились – и точка. Не хочу больше об этом слышать.

Миа, когда хмурится, очень похожа на Патрика. С младенческих лет ее сведенные бровки предвещали истерику. Сегодня ссориться я не хочу. Сколько бы дочь ни уверяла, что все в порядке, вижу, какая она слабая, хрупкая. И дело не только в бледности и сгорбленной позе. Миа, как в детстве, ищет утешения в старой книжке и мягкой игрушке.

– Хорошо, милая. – Сажусь рядом, накрываю ладонью ее руку. – Об этой истории больше ни слова. Если только…

– Если что? – Дочь бросает быстрый взгляд исподлобья.

– Если сама не захочешь рассказать, с кем вчера проводила время.

Стараюсь, чтобы мои слова звучали легко, по-дружески: мать не требует от дочери отчета, а просто хочет с ней поболтать, узнать последние новости.

Миа уже открыла было рот и вдруг передумала. Руку не убирает, но я чувствую, как она напряглась, пальцы вцепились в край одеяла.

– Когда мне было столько же лет, как тебе, я тоже убегала на свидание к мальчику Его звали Дэниел. Он был на год старше, уже умел водить машину, и мне нравилось, что он красивый.

Миа выдергивает руку.

– Ничего общего с твоей дурацкой детской любовью.

– Конечно. Я только хочу, чтобы ты знала: я все понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. Это совсем другое.

– А что же?

– Он не школьник. Он старше.

Теперь моя очередь хмурить брови.

– На сколько лет?

– Господи, ну я не знаю, не спрашивала. Не все ли равно? Лет на семь-восемь.

– Это много.

Я думала, она встречается с кем-то из одноклассников. И как я себе это представляла? Он, не снимая формы, заходил бы к нам на чай, а мы, изображая счастливую семью, ждали бы, пока все само собой рассосется?

– Неважно. Уже все кончено. Я ошиблась. Думала, если скажу «да», он будет меня любить, станет моим другом. Я хотела, чтобы он, мой чертов «герой», всех нас защитил.

У меня перехватывает дыхание.

– Он все уговаривал, – всхлипывает Миа, уткнувшись мне в плечо, – и я думала, если не соглашусь, он меня бросит. А потом – ну, после секса – он просто встал и ушел. Даже не подождал, пока я оденусь.

– Боже! – шепчу еле слышно.

– Это все из-за тебя. – Она так резко отстраняется, что у меня в руке остается несколько волосков. – Не переехали бы в эту вонючую дыру, ничего бы не случилось. – В голосе дочери звучит неприязнь. – И я, и Джо – мы пытались с тобой поговорить, но ты все время спишь. Даже когда ходишь с открытыми глазами, все равно до конца проснуться не можешь. А папа… У него больше ни на кого не остается времени.

Отодвигаюсь. Миа обхватывает себя руками, вся съеживается: откровенный разговор окончен.

Скрипят ступеньки. Она вскидывает голову.

– Только ничего не говори отцу, – шепчет в панике. – Мам, ничего ему не говори. У него вообще поедет крыша.

Вскакиваю и загораживаю дочь. Она быстро приглаживает волосы, вытирает слезы.

– Что тут у вас происходит? – Патрик – поверх моей головы – бросает взгляд на Миа.

Оборачиваюсь – она вся дрожит и не сводит с меня глаз.

– Ничего, – отвечаю я. – Немного повздорили: я убеждала Миа, что надо здесь прибраться. Пустяки.

– На тебе нет лица, – обращаясь к девочке, продолжает Патрик.

– Болит голова, – бормочет та в ответ.

– Сейчас принесу болеутоляющее. – Я тяну Патрика за рукав. – Пойдем, пусть отдыхает.

Выходим на площадку. Муж одобрительно кивает.

– Ты права, пустяки. Думаю, в ванной, в ящике под раковиной, есть упаковка нурофена.

* * *

Пытаюсь найти нурофен, хотя не думаю, что у Миа действительно болит голова. Зато моя просто раскалывается. Душат слезы. Конечно, дочь не может вечно оставаться маленькой девочкой, да я этого и не хочу, но все-таки жаль, что в первой физической близости не было и намека на любовь, только полупьяное соитие, чтобы понравиться какому-то мужчине.