[Дайс] получил больше благожелательных откликов в пропаганде стран «оси», чем любой другой действующий американский политик.
Дифирамбы, которые ультраправые пели КРАД, очерчивают ее политический профиль, но в них нет «состава преступления». КРАД утратила легитимность, едва родившись, не потому, что нравилась Куну и Геббельсу, а потому, что эмансипировалась от Конгресса, вышла за пределы юридического поля в принципе.
Главной функцией КРАД всегда было разоблачение антиамериканских личностей и их антиамериканской деятельности. В ее основе лежала уверенность в том, что американский народ не потерпит усилий, направленных на подрыв или уничтожение американской системы правления. Право Конгресса расследовать и разоблачать антидемократические силы установлено нашей конституцией. — Парнелл Томас, 1947.
С юридической точки зрения, Томас бредил.
По конституции функция КРАД заключалась во внесении по итогам расследований законодательных инициатив. Но ни с одной инициативой она не выступила почти за сорок лет своей работы. Зато другие показатели ее работы за 23 года превышали показатели всех комиссий Конгресса вместе взятых. Выездные заседания КРАД пройдут в 25 городах: иногда они шли в нескольких городах одновременно, что навевает ассоциации с выездными сессиями Военной коллегии Верховного суда СССР в 1937–1938 годах. КРАД разошлет свыше пяти тысяч повесток, опубликует пятьдесят тысяч страниц отчетов. За неуважение к Конгрессу она отдаст под суд в пять раз больше свидетелей, чем все прочие комиссии.
КРАД не удостаивала Конгресс отчетами, обращаясь напрямую к «публике», к «зрителям». Определение ее адресата как «зрителей» перестало быть метафорой с развитием телевидения, транслировавшего допросы свидетелей.
Но уже в 1940-м КРАД очертила свою цель: «Информировать американский народ о деятельности подрывных организаций, предавать ее беспощадной огласке».
КРАД выдала себе карт-бланш: чью деятельность расследовать, решала она сама. Расплывчатое понятие антиамериканской деятельности не имело юридической силы, не заключало в себе состава преступления. Зато позволяло безнаказанно преследовать людей за мысли и слова без каких-либо конституционных «заморочек».
Размыв собственную юрисдикцию, улизнув от законодательной ответственности, освободив себя от тоскливого законотворчества и составления скучных технических отчетов, КРАД нарушила разделение властей, присвоив функции всех ветвей власти сразу.
«Огласка» подразумевала публичное обвинение кого-либо в невнятном, но устрашающем преступлении. Но хотя КРАД узурпировала прокурорские, следственные и судейские функции, ее слушания нельзя назвать даже пародией на судебный процесс. Хотя бы потому, что ни обвиняемые, ни адвокаты не имели права на перекрестные допросы и вызов свидетелей. Сами обвиняемые официально считались свидетелями, но делились на «дружественных» (свидетелей обвинения) и «недружественных» (обвиняемых).
К КРАД неприменимо ленинское определение: «формально правильно, а по существу — издевательство». Вся ее деятельность была издевательством над законами и людьми и де-юре, и де-факто. КРАД загодя передавала прессе списки тех, кого намеревалась допросить: к началу слушаний прикормленные журналисты гарантировали будущим «свидетелям» дурную славу. По мере развития «красной паники» эта слава становилась материальной силой. Если в конце 1940-х годов «свидетелей» увольняли, если они отказывались давать показания юридически ничтожному органу, то вскоре стали увольнять превентивно.
Апеллируя к публике, члены КРАД, единственные выгодополучатели расследований, были обречены непрестанно разжигать ее интерес. Каждый новый обвиняемый должен был — по логике эскалации «паники» — быть еще более известен, чем предшествующий. Идеальный полигон для охотников не столько за «антиамериканскими элементами», сколько за собственным пиаром — шоу-бизнес.
Голливуд был обречен, едва только прозвучали слова «огласка» и «разоблачения».
* * *
С первым же главным следователем КРАД не повезло. Пресса раскопала, что на Эдварда Салливана в 1920–1939 годах семь раз надевали наручники — по обвинениям в кражах и педерастии. Ораторствуя на нацистских митингах, он заслужил пугливый «комплимент»: «Так говорил бы Гитлер, если бы выступал в Америке».
От греха подальше КРАД уволила Салливана, после чего он в восьмой раз угодил за решетку — за то, что выдавал себя за агента ФБР.
Лучше бы КРАД не дала Салливана в обиду. Его преемником стал гораздо более опасный человек: 45-летний Джозеф Мэтьюс, разработавший modus operandi[21] Комиссии.
