Если политика правительства Его Величества заключается в том, чтобы уморить немцев скукой, то я не думаю, что мы располагаем достаточным для этого временем.
Пикантность нападкам Дикстайна на Кауарда придает то, что, того не ведая, в клинч вступили два шпиона. Работа на MI5 или SIS — естественное для джентльмена занятие. А вот Дикстайн, что не совсем естественно для конгрессмена, работал на НКВД.
В мае 1937-го Дикстайн предложил советскому послу Трояновскому продать информацию о связях Германо-американского союза (бунда) Фрица Куна — ведущего лоббиста нацизма — с Всероссийской фашистской организацией (с 1935 года — Всероссийская национал-революционная партия) Анастасия Вонсяцкого. Нарком Ежов одобрил сделку: Дикстайна передали на связь Петру Гутцайту, нелегальному резиденту НКВД в Нью-Йорке.
«Хитрый человечек» работал на СССР почти три года. Удивительно, что Москва так долго терпела и содержала агента, которому Гутцайт с черным юмором присвоил оперативный псевдоним Жулик. Вскоре резидент мрачно констатировал:
Связи в Вашингтоне у Жулика очень слабые, в текущих политических вопросах разбирается слабо, всегда плохо информирован, людей знает плохо, даже толковый политической характеристики дать не может. В оценках политических и внутриполитических событий делает ошибки[20].
Дикстайн изумлял даже ко всему привычных чекистов. Гайк Овакимян, сменивший отозванного и расстрелянного Гутцайта, сообщал в июне 1939-го:
Мы выявили, что он возглавляет, по сути дела, уголовную банду, занимающуюся разными темными делами — продажей паспортов, нелегальным провозом людей, выдачей гражданства. Мы продолжаем считать его законченным рэкетиром и шантажистом.
Центр не мог поверить, что в Конгрессе уже семнадцать лет заседает вот такой вот Дикстайн, и полагал, что резиденты просто неумело работают с ним. Москва поучала: к большому политику и светскому человеку нужен тонкий подход. Большой политик и светский человек между тем вел себя, как жулик с Привоза.
Выдавая расписку, пытался делать возмутительные трюки. Сперва не указал в расписке, какие деньги получил, и не поставил даты. Когда мы указали ему на его «рассеянность», проставляя дату, он поставил как бы случайно вместо 1939 года — 1929-й. По нашему требованию тут же исправил год. Эти трюки он пытается проделывать постоянно.
В ответ на шифровку с этими очаровательными подробностями Центр велел оказать Жулику доверие, в котором тот так нуждается, и вообще не брать с него расписок. Жулик действительно сетовал, что ему не верят на слово, оригинально аргументируя свои обиды. Дескать, когда он работал на польскую разведку, его уважали и платили, не торгуясь. А когда он работал на английскую разведку, его тоже уважали и не жадничали, и никаких претензий не предъявляли.
Как Москва ни жадничала, Дикстайн выкачал из НКВД двенадцать тысяч долларов. Сначала он вообще требовал пять-шесть тысяч в месяц, хотя был согласен и на две с половиной (за незаконное предоставление гражданства он брал три). Москва отрезала: платим пятьсот. О’кей: Дикстайн — исключительно из любви к СССР — согласился на 1 250. И он их добился, пообещав, что получит место в КРАД, а если не получит, то отберет у КРАД часть функций в пользу Комитета по иммиграции, а если не отберет, то организует против КРАД мощную кампанию. Ни одного обещания он, естественно, не сдержал.
Сумел он только передать НКВД списки нацистов по штатам Нью-Джерси (75 человек) и Калифорния (117 человек), материалы Конгресса по военному бюджету на 1940 год и еще что-то по пустякам. Резидентура обиделась и стала «зажимать» его жалование.
Ж. возразил, что все время ведет в Конгрессе среди конгрессменов разъяснит. работу о том, что врагами США явл-ся фаш. страны. + выступления. Платить Жулику 1 250 долларов в месяц только за его антифашистские выступления мы не считаем далее возможным. — Радиограмма из Нью-Йорка в Центр, 2 марта 1939 года.
Повозмущавшись, Жулик неизменно каялся, что работал недостаточно активно и обещал «перестроиться», после чего получал аванс из кассы резидентуры.
Что Жулик безнадежен, в Центре поняли, когда в ноябре 1939-го поручили ему получить доступ к документам ФБР. Дикстайн отрапортовал, что у него есть там свой человек, который уступит ценную информацию за двадцать тысяч. Разведка не выдержала: более, чем на триста-четыреста долларов за конкретную информацию Дикстайн пусть не рассчитывает. Тут же выяснилось, что никакой информации у «своего человека» нет, но он ее ищет и непременно найдет.
Глубоко вздохнув, в феврале 1940-го резидентура с облегчением вычеркнула Жулика из списка агентов. Дикстайн заседал в Конгрессе до декабря 1945-го, а потом — до самой смерти в 1954-м — служил судьей Верховного суда штата Нью-Йорк. Маленькая площадь на Манхэттене названа в его честь.
* * *
Было бы логично, если бы Дайс занялся в первую очередь не коммунистами, поддерживавшими ФДР, а нацистами. Учреждение Комиссии казалось естественной реакцией на два скандала, потрясших страну.
26 февраля Гувер объявил: ФБР разоблачило восемнадцать германских агентов, воровавших чертежи военной техники и бланки паспортов, — через них проходило и финансирование нацистских организаций. А 20 апреля тридцать членов «Американского легиона» нагрянули на празднование бундом дня рождения Гитлера и были жестоко избиты.
