Книга Плеть темной богини - Екатерина Лесина

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68

– Да ну, – возразил третий, до того сидевший тихо. – Нарик конченый!

– Трындишь.

– Я? Да я сам его обдолбанного видел! На лестнице валялся, я ему – Лех, домой иди, не фиг в подъезде мариноваться, еще ментов позовут.

– Ага, у нас могут. Дунька с третьей – стерва конченая, чуть что, так к участковому, – со знанием дела заметил лопоухий, усаживаясь на прежнее место.

– Во-во, а кому это надо? Ну я его тяну-тяну, а он ни в какую, бормочет, башкой мотает и мычит чего-то, а чего – фиг поймешь. А потом уже эта, бабень его… ну не эта, другая, такая… ну которая с рынку, ну ты знаешь, белая такая, крикливая, короче, из квартиры его выперлась и давай на меня верещать, что я его обокрасть хочу!

– Тварь!

– Ага, полная. Я ей и объяснил, чтоб пасть заткнула… а ведь чего, пахло-то от Лехича не водярой, значит, нарик. Закинулся и приход поймал. Во!

– И когда это было? – осторожно поинтересовался Илья, прикидывая, что может быть общего у стильно-стервозной Магды и не то алкоголика, не то наркомана.

– А недавно, вчера вроде… или… ну да, ночью как раз, часа в три, у меня еще батя забыковал, в хату не пустил.

– Ога, – гитарист снова дернул струны, извлекая из инструмента звуки, больше похожие на стон, нежели на музыку. – Денька ко мне спать приволокся, у меня предки нормальные, а у него батя – зверь, особенно если выпьет.

– Эт точно. В прошлый раз вообще по хате гонялся с топором, говорит, зарежу падлу. А сам он падла. Вот как выпьет, так кранты полные, а Леха даже когда пьяный, то тихий, болтливый только. Все рассказывает, каким он крутым был и как его подставили.

– Трындит!

– Может, и трындит, а может, и нет, – Денька пнул пустую бутылку, зашвырнув ее в низкие, редкие кусты черной рябины. – Ты ж цацу эту видел? Такие только на крутых западают…

И это наблюдение, сделанное пятнадцатилетним подростком, показалось Илье не то что здравым, скорее уж единственно возможным. Да, Магда западает на крутых, таких, как покойный Шульма, а вот старые алкоголики-наркоманы ей совершенно не в кассу.

Или скорее не к имиджу?

Снова забренчала гитара, защелкали зажигалки, поплыл дым сигаретный, точно ставя точку в этом неожиданном и неожиданно полезном разговоре. Их дворовое величество, стряхивая пыль с джинсовой мантии, поднялось и широко зевнуло. Пора бы уходить, пока не опомнились, пока не сообразили, что сказано слишком много и человеку чужому, а значит, по определению враждебному.

– Спасибо. Ребят, может, еще подскажете, в каком подъезде обитает Леха этот? И квартирку заодно.

– А чего не подсказать… рублей за триста?

Тип, открывший дверь, был нетрезв, небрит и явно не в себе. Одной рукой он держался за дверь, другой – за косяк, при этом раскачивался так, что чудом не вываливался за дверь и чудом же удерживался от падения. Рыхлое, в дряблых складочках плоти тело его было облачено в вытянутую майку неопределенного цвета и синие спортивные штаны с пузырями на коленях.

– Чего тебе? – тип, отлипнув от двери, вытянул руку, пытаясь коснуться Ильи, качнулся вперед, обдав перегаром, и повторил: – Чего тебе?

– Ты Лешкой будешь?

– Ну я. А ты кто?

Три подбородка, образовавшихся не столько от того, что человек был толст, сколько от избытка кожи, покрывала редкая щетина, на длинной шее топорщился кадык, горбились покатые плечи, обвисал живот.

– Поговорить хочу.

– Ну проходи, – он качнулся теперь назад, ударившись о что-то, выругался и исчез в глубине квартиры. Илья переступил порог с некоторым опасением.

Пусто. Захламленный коридор, вонь, свидетельствующая о том, что проживающие в квартире люди уборкой не слишком себя утруждали. Бутылка, точнее бутылки, выстроившиеся печальной колонной вдоль стены.

– Заходи! – позвали из комнаты.

Но Илья сначала заглянул на кухню, после – в санузел, к удивлению, относительно чистый, и только потом в единственную комнатушку, где на кровати восседал давешний знакомец. В одной руке он держал полупустую бутылку с мутноватой жидкостью, в другой – четвертушку хлеба с выеденной мякотью.

– Садись куда-нибудь. Ты не смотри, что я такой, я ж болею… да, да, болею… – Леха вздохнул и, отломав кусок хлеба, скатал из него шарик. – Душой болею… Вот скажи, ты женат?

– Был, – Илья присел на колченогий табурет.

– Был… тоже душу повыела? Они, брат, такие. Ты к ним с цветами и конфетами, а они – лопатой по хребту!

С цветами… Орхидеи во льду как украшение на свадьбе и ледяные же лебеди с сюрреалистично вытянутыми шеями. Он, кажется, мутантами их обозвал, а Алена в ответ обозвала его. Алене лебеди нравились. Интересно, а на ее свадьбе с герром Бахером они были? Или новое что придумала?

– Я вот тоже женился… бес попутал. Всех нас бес путает… а хороша была чер-р-ртовка! – Леха, хлебнув из бутылки, протянул, видать, в знак мужского единства и дружбы. Но на отказ не обиделся. – Хороша… как вспомню… Черный волос до задницы, а задница… что это была за задница!

Он закатил глаза и, причмокнув, продолжил:

– И глаз дикий, вот цыганский! Поговаривали, что в мать пошла, не мордой, конечно, мордой та страшна была, но характером… это да, характер у нее был еще тот! Кремень! Сталь! Но в меня влюбилась, что кошка! По пятам ходила, а сама-то, сама – дикая. Я к ней – она сбежит, но недалеко, и снова по пятам. Я ж раньше-то не просто был, а приличным человеком… это она меня выпила.

– Как ее звали?

– Кого? – Лешка моргнул и тут же спохватился: – А… Магда… ты же знаешь, раз пришел! Ты же из-за нее пришел, верно?

– Из-за нее.

– Что натворила? А не говори, не хочу знать… Но я расскажу, все расскажу… я ей помогу. Ты поможешь. Магда не привыкла к помощи. Знаешь, она ведь беспомощная на самом-то деле. Беспомощная и ненормальная. Да, ненормальная! В мамашу свою.

– Откуда она родом?

– Пертьево. Под Волгоградом.

– Далеко.

– Далеко, – согласился Лешка, отковыривая новый кусок хлеба. – Ты о таком небось и не слышал. И правильно, ничего там хорошего нету, глушь одна. Из достопримечательностей – библиотека имени Ленина и психушка имени Крупской. Весело, правда?

– Не знаю. По мне – так не очень.

Илья четко представил себе город: сырой, с непременным ветром с реки, узкой набережной, строгим, помпезным даже центром и рыхлыми окраинами, где серые пятиэтажки перемежались со старыми и даже старинными частными постройками. В городе царит скука. В городе девять месяцев в году холод и сырость, а еще три – влажная банная духота. И комары, непременные клубы комарья, что во дворах, что в квартирах. А к ним – свернутые трубками газеты, мат и в последние годы – пластины раптора.

– Точно, не очень. Тоска зеленая. Либо бухать, либо колоться. Всегда – трахаться, не важно с кем… хотя есть и те, кто устроился неплохо… ну для наших мест неплохо, ты же понимаешь?

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68