Яна усаживается мне на колени и обхватывает лицо ладошками, чуть прохладными. Укладываю руки на ее бедра, вдыхаю полной грудью ее запах. Она ведет пальчиками по лбу, бровям, спускаясь ими к скулам, по колючим щекам и подбородку, внимательно меня разглядывая. И это действие почему-то кажется мне знакомым.
— Мы так с тобой в первый раз познакомились. Я изучала твое лицо пальцами. Я тебя примерно таким и представляла. И глаза у тебя действительно красивые, — шепчет девушка.
— Были проблемы со зрением. Да. Первый раз увидела тебя на фото, Семен дал. Вот теперь вижу вживую. Но ты действительно похудел, — укладывает ладони на мои плечи. — Я помню, каким ты был.
— Долго лежал в больнице. До сих пор не могу придти в форму, — отвечаю.
— Пойдем в гостиницу, там и поговорим? — улыбается, смущенно, а в глазах грусть.
— Пойдем.
Глава 42. Яна и БогданМы идем молча по улице, держась за руки. Он высокий и я рядом с ним чувствую себя дюймовочкой.
В голове рой вопросов, которые я хочу ему задать. Мы сегодня должны обговорить все, все и еще раз все. Всю жизнь. И все вспомнить. Должны вместе это пройти. В номер поднимаемся без слов. Я не знаю, о чем он думает. Изредка встречаемся взглядами. Легко не будет. Но у меня всего двое суток. И желание забрать его домой, в качестве мужа, кем он и является. Но не помнит.
Я скинула куртку. Она явно не для нашей зимы. В Бремене комфортная температура.
Бо тоже раздевается.
Я хочу сейчас одного. Полного контакта с ним. И мне не важно, что сейчас он обо мне подумает. Я хочу ему напомнить о нас.
Я забираюсь на диванчик с ногами, и рядом садится он. Все еще молча поглядывая на меня.
Милый мой. Как же я хочу тебе помочь все вспомнить.
— Почему ты в Германии живешь? — нарушает первым тишину.
— Я там лечилась. Вы с Семеном нас туда отправили.
— Нас?
— Меня, моего брата Ярика и Павлова Игната Петровича. Он твой, своего рода, наставник, что ли. Ярику уже четырнадцать. Передавал тебе привет, — на это он лишь кивнул. — Семен сказал, что ты живешь с женщиной, — как бы ни хотелось выдавать свои чувства, но голос дрогнул.
— Она мне помогла.
— Ты поедешь со мной туда? — мне важно было знать ответ.
— Я не знаю. Я не помню и не знаю, что мне делать. И бросить Лену я тоже вот так просто не могу.
Обидно, но я понимаю его чувства.
Теперь я даже не знаю о чем говорить. Про сына? Нет. Не хочу. Потому что он будет чувствовать себя обязанным. А это невыносимо когда так. Уж лучше пусть идет к ней.
Тишину разорвал телефон мобильного. Его.
— Да, Лен, я занят. Нет. Не волнуйся. Со мной все хорошо, — смотрит на меня, разговаривая с ней. Мое сердце просто вдребезги. Но я должна это пройти. Если он сомневается, я не имею права настаивать. Как бы мне не хотелось сейчас накричать, рассказать про сына… — Извини, беспокоится. Ей тоже тяжело принять то, что я не тот, кем она себе придумала.
— Я понимаю, — вдыхаю полной грудью, стараясь сдержать стон.
— Ян, расскажи как мы познакомились, — садиться на пол у дивана, у моих ног.
И я рассказываю. Все-все. Как разговаривали по телефону, как забрал нас от тетки. Про соседскую бабушку с котенком. Про его стрелковый клуб, который он собирался открывать. Про обследование и как нам с ним помог Семен. Про то, как мы расстались и потерялись на целых два года. Упускаю из разговора свою беременность, наш срочный брак. Потом замолкаю. И он молчит.
— Я не знаю, кем ты был до нашей встречи. Ни Петрович, ни Семен не говорят мне. А ты не помнишь. Но тебя мучили кошмары и чем они были связаны, я не знаю. И по какой причине тебя ранили, и откуда у тебя взялись деньги на мое лечение и последующее проживание нас в Германии. Я ни черта о тебе не знаю, — договорила я на эмоциях и вскочила с дивана, меряя комнату шагами, и остановилась у окна, за которым темно уже достаточно давно. Я потеряла счет времени. Я устала. Этот день и предыдущий выжали из меня все силы. А подпитать их негде и не от кого.
— Я пойду. Тебе нужно отдохнуть. А мне поразмыслить. Ты многое мне рассказала, — говорит, стоя у меня за спиной. Вдыхает запах моих волос, как раньше, что даже мурашки табуном проносятся по телу. И сердце сбивается с ритма.
— Хорошо. Иди, — не оборачиваясь, отвечаю и слышу, как он собирается. Немного задерживается у двери и тихо закрывает за собой дверь.
А я даю волю слезам. Вроде вот он, мой, родной и в тоже время совсем чужой человек. И ничего нельзя с этим поделать. Больно, плохо, страшно. За наше с ним будущее, которого может и не быть. Теперь все зависит от него. Но я не хочу давить своими доводами и желаниями. Он должен решить все сам. И вспомнить. Все вспомнить. Все что я могла сказать, сказала. Теперь его ход.
***
Выйдя из гостиницы, я гулял. Долго бродил по улицам и думал, крутил, пытался вспомнить. Но не получалось. Казалось что вот-вот уже чуть-чуть, ухватиться бы только за тонкую еле видимую нить воспоминаний…но все тщетно. Ускользает.
— Сем, — звоню другу, потому что больше и не с кем поговорить. — Я не могу.
— Чего не можешь? Где Яна? Ты где? — сыпятся вопросы.
— Я ушел, оставил ее там, в гостинице. Ей тяжело видеть меня, таким.
— Куда направляешься? К Лене?
— Да.
— Подожди у подъезда. Сейчас подъеду, — зачем-то говорит он и сбрасывает вызов.
Около дома жду его около получаса. Продрог.
— Пойдем, — усмехается.
Открываю в квартиру дверь. Заходим.
Тишина. Наверное, спит. Время уже к двенадцати близится.
Включаю свет на кухне и торможу.
— Лен, а ты чего в потемках сидишь? — женщина сидит за столом с бутылкой коньяка, уже на половину пустой. На столе сыр и помидор, нарезанный на блюдце. — Ты давно тут сидишь? — из-за моего плеча выглядывает Сема.
— Что-то такое и предполагал, — бубнит он.
— Пошел ты, — говорит она, заплетающимся языком. — Пошел ты к черту, — вскакивает с места и накидывается на меня, колотя кулаками, стараясь задеть побольнее.
— Тише- тише, — между нами встает Алехин. — Ты его убить решила? Сама спасла и сама же прибить? — он перехватывает ее запястья и прижимает к себе. Лена рыдает на его плече.
— Я тебя ненавижу, — говорит в мою сторону.
— Собирайся, поехали, — вдруг выдает Сема ей.
— Что? Это моя квартира. Я здесь живу, этот пусть выметается. Мне больше он не нужен. Не хочу ничего, — несет пьяный бред.
— Поехали, поболтаем, — утягивает ее за собой Алехин и минут через десять они вдвоем уходят, оставив меня одного.