— Что за возжа тебе под хвост попала, а, Мирр? — обиженно тянет Ира, просунув голову в мой кабинет. — Я за тебя переживаю, а ты рычишь.
— Ира-а-а, — вымученно стону я, сжимая ладонями виски. — У меня отчет до сих пор не сделан, а через час нужно на встречу с представителями «Эллипса» ехать. Если Андреева с его идиотскими разговорами я еще постесняюсь послать на хер, то тебя точно нет.
— Ну у тебя точно все нормально? Просто ты уже который день без настроения.
— Все у меня хорошо, — по слогам цежу я. — Можно мне теперь остаться одной и поработать?
Дверь за Ириной незамедлительно захлопывается. Я со вздохом разворачиваю опостылевшую таблицу и сижу перед ней до тех пор, пока экран не гаснет. Конечно, у меня не все хорошо. Целый месяц я была очень счастлива, а теперь все закончилось. Человек, которым я восхищалась, руководил мной, как марионеткой: искусно дергал за ниточки, каждый раз получая желаемую реакцию. От этого мне очень больно. К счастью или к несчастью, я слишком себя люблю, чтобы стать чьей-то безвольной вещью. Я не против признавать превосходство другого человека в отдельных областях — Савва во многих вещах объективно лучше меня и умнее — но даже это не дает ему права насильно вмешиваться в мою жизнь и принимать за меня решения.
За те два дня, что мы не виделись, мозг четко разложил по полочками имеющиеся факты: тот случай с нанятым бомжом непростителен, ибо противоречит любым понятиям о здоровых отношениях. Может быть, мне было бы проще принять этот поступок, если бы Савва о нем сожалел. Так ведь он ничуть не сожалеет.
Моя главная боль заключается в том, что вопреки этому знанию, в его отсутствие я стала болеть. Тело и душа словно земля, привыкшая порождать цветы, застонали от внезапно наступившей засухи. Мне не хватает возможности любоваться синевой его глаз, не хватает наших разговоров, не хватает непредсказуемости, которой наполнилась моя жизнь с его появлением, его запаха, нашего секса, и того, как он умел меня касаться. Тот образ жизни, который мне представлялся вполне комфортным до Саввы, теперь перестал мне подходить. Пустая квартира, картонный сериал, суп в пластиковой банке. Холодно, одиноко, безлико. И то, чего я не замечала раньше, сейчас вдруг стало очевидным: в моем окружении нет человека, рядом с которым я могла бы ощутить себя слабой. А я, оказывается, иногда хочу побыть такой. Савва слишком пробудил во мне женщину.
Повинуясь порыву, я залезаю в телефон и открываю СМС, которое он прислал вчера:
«Твое бегство все равно ничего не изменит, Мирра. Я жду»
Со вздохом погасив экран, я прикрываю глаза. Дожила. Вместо того, чтобы доделывать отчет, я перечитываю сообщение, на которое даже не планирую отвечать.
********
Несмотря на мою недавнюю грубость, неугомонная Ирина дожидается меня в вестибюле и, как ни в чем не бывало, подхватывает под руку.
— Ладно, Мирра Георгиевна, колись: с красавчиком покусались? От тети Иры ничего не утаить — он за тобой уже несколько дней не приезжал.
— С каких пор прогулки пешком стали приравниваться к трагедии в отношениях? — через силу отшучиваюсь я, не имея ни малейшего намерения обсуждать Савву с Ирой. Представляю ее лицо, поведай я ей историю с бомжом. Отборный мат и красочные проклятия в адрес Саввы ничем мне не помогут, а лишь усугубят мое состояние.
— Не доверяешь, — с укором щурится Ирина. — Он тебя не встречает ровно столько, сколько к твоему лицу приклеена надпись «Осторожно, злая стерва». Может, вина выпьем и побалакаем? Мне с двумя разводами опыта в отношениях не занимать.
«Боюсь, что на мою ситуацию даже у всезнающей Ирины совета не найдется», — горько усмехаюсь я.
Страшнее возвращение в пустую квартиру — необходимость пресекать чужие попытки покопаться у меня в душе. Все же я немного неправильная: страдаю от одиночества и одновременно сторонюсь людей. Хотя ответ, скорее всего лежит на поверхности: мне не нужен кто угодно. Пока мне все еще нужен Савва, которого мне не под каким предлогом нельзя к себе подпускать. Гребаный парадокс.
— Беру свои слова обратно, — долетает до меня веселый голос Иры. — Прынц пожалел туфельки своей прынцессы и примчался за ней на своем красном феррари.
— Это Тесла, — машинально хриплю я, застыв на крыльце. На том же месте, где и всегда, стоит ослепительно красный суперкар, в приоткрытом окне которого я вижу лицо Саввы.
Даже удивительно, что в этот момент мне начинает не хватать его еще сильнее: когда он находится ко мне ближе, чем был эти три дня. Несколько ступеней вниз — и можно снова уткнуться ему в плечо и заглянуть в его невероятные глаза. Савва конечно не станет церемониться: дотронется везде, где я ему позволю, а после мы поедем к нему и обязательно займемся сексом.
— Ладно, я побежала, — помада Ирины быстро касается моей щеки. — Борисов вон уже кулаком мне машет. Голодный, наверное, как собака. Сейчас изноется, что из-за меня мы попали в пробку. В Москве же в семь вечера пробки только по моей вине собираются.
— Беги, — с трудом разорвав наш зрительный контакт с Саввой, я выдавливаю из себя улыбку. — Мужу привет.
Ирина уносится к ожидающей ее машине, и я, постояв на крыльце еще несколько секунд, тоже начинаю идти. Избегая смотреть в лобовое стекло Теслы, быстро обхожу ее капот, и дергаю ручку подъехавшего такси.
— Домодедово, — выпаливаю водителю, накидывая ремень безопасности. — Побыстрее, пожалуйста. Я могу опоздать.
Сердце молотит как сумасшедшее — я ведь понятия не имею, как Савва воспримет такой демонстративный игнор — и одновременно с этим внутри все переворачивается. Отрывать его от себя даже больнее, чем я могла себе представить. Главное, не оборачиваться и не смотреть. Какое бы выражение я не застала на его лице — мне станет лишь хуже.
— Какой рейс у вас? — спрашивает водитель, с любопытством глядя на меня в зеркало заднего вида.
Лишь сейчас, когда мы выехали на МКАД, я начинаю понемногу расслабляться. Все это время подспудно я ждала чего-то ужасного: например, что нам начнут сигналить с требованием остановиться, или что в задний бампер кто-нибудь врежется.
— Я лечу в Нижний Новгород.
— Ого! А на поезде не проще?
Я отворачиваюсь к окну и быстро смахиваю нечаянно скатившуюся слезу.
— Нет, не проще. Хочется поскорее увидеть маму.
41— Варенье положить тебе в чай, дочь? — мама старательно вглядывается мне в глаза, словно ей действительно важно получить ответ на этот вопрос. — Свежее совсем. Недавно с папой крутили.
— Положи, — согласно киваю я, пододвигая к ней чашку. Я не очень люблю сладкое и совсем равнодушна к джемам, но мне хочется сделать маме приятное.
Сейчас, глядя на то, как она суетится, заставляя стол всем, что есть в холодильнике, я отчетливо чувствую вину. Потому что редко звоню, редко приезжаю домой. Я очень люблю своих родителей, у нас прекрасные отношения, но вряд ли меня можно назвать благодарной дочерью. «Наша Мирра не слишком ласковый ребенок», — как-то сказала покойная бабушка и была права.
