— Как видишь Дедом Морозом я стал, а за свои слова, лапасюня, надо отвечать. Ты же понимаешь, что отказы не принимаются?
— Понимаю, — еле подавляя в себе улыбку, произношу я.
Глава 31
— Знаешь, это уже неприлично.
— Что именно? — закусывая губу, спокойно произносит Таня.
— То, что я уже двадцать минут валяюсь на полу, выжидая тебя и выбирая пикантную позу, а ты дальше стоишь как истукан. А у меня между прочим спина болит.
— И колени.
— Заткнись, Бдушкина. Вот чего ты портишь мне весь романтический настрой? — поднимаюсь с пола и становлюсь напротив Тани. — Да я такой чушью в жизни не занимался, даже со своей… а, впрочем, не важно. Не занимался и все. Достала ты меня, реально! Чего тебе еще надо, блин? Может громких слов, про люблю и жить не могу? Ну так давай с этой чушью повременим. Опыт подсказывает, что это только буквы из алфавита. Нет, на слух они, конечно, приятные, но… блин! Черт! Как это сказать-то все… Между прочим, я из-за тебя отказался от обалденной врачихи, а ты все равно нос воротишь, — класс, нашел что говорить.
— Из-за меня?
— Нет, из-за твоей фамилии! Хочу расписаться с тобой и стать Бздушкиным Павлом.
— Паш, — Таня тянет ко мне руку и снимает с меня дурацкую шапочку. — Вообще-то, ты не дал мне что-либо сказать. Да и ты не думал, что я стояла как истукан, только потому что любовалась твоим неописуемым внешним видом, — с улыбкой произносит Таня, кладя руку мне на грудь.
— Да ладно? — скептически произношу я, наблюдая за тем, как она начинает выписывать какие-то узоры на моей груди. Как только я подумал о том, что вот он, зеленый свет, Таня убирает руку, которую я тут же припечатываю обратно, накрывая своей ладонью. — Куда собралась?
— Никуда, — смеясь произносит Таня.
— Ты, кажется, остановилась на том, что любовалась мной. Можешь продолжать.
— Хватит вести себя как ребенок. Что ты хочешь услышать? Что ты выиграл? Ну если тебе так будет легче, да, Паш, ты выиграл, и я сдаюсь.
— А почему ты сдаешься? — не унимаюсь я. Хватаю Таню за талию и прижимаю одной рукой к себе. — Ну? — шепчу ей на ухо, зарываясь одной рукой в шелковистые волосы.
— Наверное, потому что сама этого хочу.
— Вот первое слово могла и не добавлять, нахалка.
Кажется, Таня еще что-то пытается сказать, но дальнейшие ее попытки я пресекаю самым банальным способом-впиваюсь в ее манящие губы. Совсем слетел с катушек-тащиться от того, что раньше на дух не переносил. Но оказывается самый настоящий кайф-это когда Таня обняла меня в ответ и включившись в поцелуй, перестала себя сдерживать. Несколько секунд спустя я сам отрываюсь от нее, подхватываю ее на руки и несу на выход.
— Стой!
— Ну что опять?!
— Остановись, не надо нести меня в свою спальню. Там же Маша.
— Блин. Твое счастье, Таня, что ты нетяжелая.
Бдушкина улыбается в ответ, а я разворачиваюсь с приятной ношей на руках и ничего другого не придумав, укладываю Таню на ее же кровать.
— Это не моя спальня. А мне нужно пометить территорию.
— Ты ее уже и так пометил, больше чем надо.
— Вот это что вообще значит?
— Ничего, — проведя по моей щеке ладонью, произносит Таня. — У меня просьба.
— У меня все есть с собой, в костюме Деда Мороза.
— Вообще-то я хотела попросить тебя… ну, чтобы Тимы не было в комнате.
— Господи, — выдыхаю я, уткнувшись в Танину шею. Черт, опять этот сводящий меня запах. — Тима! Бегом к Маше.
— Он не хочет, да?
— Захочет, — вскакиваю с кровати и подхожу к собаке. Хватаю Тиму за ошейник и буквально эвакуирую из комнаты.
— Я тебя очень люблю, но это мой сольный концерт, давай на выход, дружочек. Прости. Завтра я тебе все компенсирую, — закрываю дверь и подхожу к кровати, где Таня почти заливается смехом.
Ну смейся, пока смешно. Убираю корзину с цветами и сажусь рядом с Таней. Хотя надо признать, мне самому смешно, только не от Тимы, а от Таниного вида. И нет, она по-прежнему красива, в особенности сейчас, когда ее волосы разметались по подушке. Вид просто крышесносный. Улыбку вызывает Танина поза, потому что лежит она просто как… труп. Сложила руки на груди, как покойница и ждет, когда же захлопнут крышку гроба.
— Тань, ты это специально?
— Что?
— Ничего.
Разрываю ее сцепленные руки и беру одну ладонь в свою руку. Не знаю, кой черт меня дернул, но я прикасаюсь губами к ее руке. Совершенно не характерные для меня вещи-целовать чьи-то руки. И мне это, черт возьми, нравится, в особенности реакция Тани на этот незначительный с виду жест. А когда она в ответ касается моей щеки своей ладошкой, я начинаю самым настоящим образом плыть. Наверное, я все же влюбился. Кажется, это было моей последней мыслью перед тем, как в очередной раз я примкнул к Таниным губам.
* * *
Когда я последний раз засыпал не один, а в объятьях с женщиной? Хотелось бы сказать давно, да вот только я не помню, когда вообще было это «давно». Сейчас, лежа на кровати и разглядывая потолок, понимаю, что мне просто хорошо. Даже банальное слово «хорошо» тоже давно не присутствовало в моей жизни. Разве что работа. Но радость от очередного проекта давно позабыта, это все уже вошло в привычку. Просто приятно потешить свое самолюбие, что я не только еще на плаву, но и в лидерах. А сейчас совершенно другое чувство. И вроде конкуренции ни с кем нет, а чертовски приятно. Таня водит пальцем по моей щеке, переходит на губы, а я ловлю себя на том, что подавляю в себе улыбку. Не хватает еще дать ей в руки все карты, в конец обнаглеет, она и так поняла, что я поплыл. Какой бы еще дурак надевал костюм Деда Мороза?
— Паш, а где ты был прошлой ночью?
— С педиатром по имени, Оленька, — Таня тут же перестает меня гладить и убирает свою руку. — Ой, да я пошутил. С ней мы случайно встретились в баре. Врачи оказывается тоже люди. Поговорили с ней о жизни непростой и на этом все. Поехал к Решетникову.
— Это кто?
— Ну Толик. Ты его здесь видела.
— Ааа, твой дружочек.
— Я тебе сейчас в лоб дам.
— Очень романтично.
Таня садится на кровати и, натянув на себя простынь, пытается достать сорочку с пола. И ведь как-то умудряется сделать это одной рукой, еще и нацепить ее на себя. Я-то был в полной уверенности, что она обратно юркнет ко мне, но нет, встала и пошла к двери.
— Я не понял, ты куда?
— А как ты думаешь? — оборачивается у двери, с улыбкой смотря на меня.
— Я уже не знаю, что и думать. Может чистить ауру после согрешений плотского характера?