– Нет, Энни, – снова улыбнулся Ник, притягивал ее ближе. – Тут нечем восхищаться. Только ты из всей группы пойдешь далеко. Ты – единственная настоящая актриса здесь, и Рой это знает.
– Не говори так, – упрекнула Энни, – сам знаешь, это неправда.
Ник молча отстранился от Энни и пристально посмотрел ей в глаза. Руки его с такой силой сжали плечи девушки, что она почувствовала себя маленьким бессильным ребенком. На секунду Энни показалось, что он рассердился, но потом заметила мучительно-лихорадочный блеск глаз.
– Бэби, – тихо сказал он. – Я люблю тебя.
Сердце Энни едва не разорвалось от жалости. Она знала: Ник не лжет, но чем могла ему ответить? Никогда ей не повторить этих слов Нику.
– Не знаю, когда мы увидимся и что ждет нас впереди, – продолжал он, – поэтому должен сказать тебе сейчас. Пусть это тебя не смущает и не волнуйся – больше я этого не повторю. Но если я понадоблюсь – я всегда приду. И помни то, что я сказал, хорошо?
Энни кивнула, зарывшись лицом в его волосы. Ник целовал ее лоб, приподняв подбородок, коснулся ее губ. В ласках Ника чувствовалась обреченность – он понимал, что Энни никогда не будет принадлежать ему, и смирился с этим.
Может быть, Энни смогла бы скоро забыть прощание с Ником, лишь изредка с грустью вспоминая о нем… Но она понимала, что именно ее холодность и невозможность ответить на его любовь стала причиной невысказанного глубокого разочарования, скрытого за радужными надеждами. Энни знала – с этого момента победное шествие Ника по жизни будет затруднено тайным отчаянием. И дай Бог, чтобы оно не сломило Ника.
Но что может она сделать, как ей защитить этого прекрасного, ранимого человека от жестокости этой жизни?! Она не может отдать ему свое сердце – оно не принадлежало Энни. И уж, конечно, не тело – сделать это без любви просто нечестно.
Энни позволила Нику уйти, поправила на прощанье воротник рубашки, сняла с кожаной куртки несколько своих волосков. Улыбнувшись широкой пиратской улыбкой, он помахал ей и ушел.
Дня через два в душе Энни воцарилась сосущая пустота – некому было позвонить, как в старые времена, пригласить ее в театр или на чашку кофе. Телефон Ника был отключен, а в его квартире, скорее всего, уже жили другие жильцы. Ник уехал.
Но неделю спустя Энни получила открытку с ярким изображением «Тэйл ов зе Пап», голливудской закусочной, построенной в форме огромной сосиски в булочке, где продавались горячие сосиски.
На обороте был адрес Ника и несколько строчек, написанных его размашистым почерком.
«Прекрасно провожу время. Заключаю контракт с «Метро-Голдвин-Мейер»– планируется еще один вариант «Унесенных ветром». Дали роль Мамашки, но я не жалуюсь. Прыгай в самолет, бэби, обещаю, что использую все свое влияние и добуду тебе роль Скарлетт.
Твой друг Н.»
Значит, Ник держит слово.
Без Ника в Нью-Йорке стало совсем одиноко. Он был ее самым близким другом, исповедником, единственным человеком, которому без опаски можно было довериться, поведать терзающие душу страхи и сомнения.
Никто не мог заполнить эту пустоту. Каждая минута Энни была расписана, все дни заняты, и у нее совсем не оставалось времени, чтобы по-настоящему подружиться с кем-нибудь из студентов Роя или коллегами-артистами.
Подруги, с которыми Энни работала вместе в агентстве моделей, исчезали одна за другой – слишком высокая цель сияла впереди, Энни не могла размениваться на мелочи. А молодые актеры и актрисы, которых Энни встречала на прослушиваниях, хоть и вели себя дружелюбно и приветливо, но все же были конкурентами, поэтому Энни не стремилась узнать их получше.
Энни понимала, почему уехал Ник. Не было смысла тратить время здесь, когда за три тысячи миль ждало будущее. Нужно сделать попытку.
Но сама она все еще не могла решиться, хотя драгоценные часы и дни таяли, словно песок между пальцами. Энни пыталась утешить себя мыслью о том, что рекламные фильмы «Дейзи» пользовались большим успехом, а во всех женских журналах регулярно появлялись ее фотографии. Энни знали и в Голливуде – рекламу фирмы «Кэнтил энд Бил» крутили постоянно.
У всех на виду никому не известна.
Энни знала, что нуждается в большем – в огромном скачке вперед… Но как его сделать?
Глава XXI
В Нью-Йорке была поздняя весна, когда Энни позвонила из «Файер Ассошиэйтс» и пригласили приехать в Голливуд позировать для газетной рекламы «Кэнтил энд Бил».
Эл Кэнтил встретил ее словно родную дочь, настоял, чтобы она пришла к нему домой на обед. Его жена Ширли, раньше такая неприветливая, разговаривала с девушкой, как с рассудительной племянницей, которой можно пожаловаться на неразумных детей.
Самой большой новостью оказалось то, что Бет и Майкл, наконец, обручились. Энни радовалась за них, хотя знала, что теперь уютная квартирка в долине навсегда потеряна для нее и придется искать другое жилище.
Энни будет не хватать язвительного юмора Бет, той надежности и дружелюбия в их отношениях, которые и делали Бет идеальной подругой.
Теперь Энни придется найти другие причины для поездок на Побережье. А пока мир Голливуда был по-прежнему закрыт для нее, хотя теперь Энни узнавали на улицах.
Энни была счастлива, что помогла Элу Кэнтилу и Джерри Биллу, но не имела понятия, как перейти от рекламного фильма к работе другого рода. Такой переход требует изобретательности и воображения, а Энни слишком устала, чтобы придумать что-нибудь.
На этой неделе она видела Ника дважды. Загорелый, веселый, он встретил ее в условленном месте на Голливудском бульваре, вертя в руках розу на длинном стебле. Вручив цветок, он крепко обнял девушку.
Но, присмотревшись к Нику, Энни увидела, каким измученным было красивое лицо Ника. Ник сказал, что начинающий приобретать известность продюсер Боб Ромеро собирается дать ему эпизодическую роль в сериале – работу, которая к чему-нибудь, может быть, и приведет… Но, рассказывая это, Ник не выглядел довольным или гордым.
Он снимал квартиру в старом доме неомавританского стиля, в нескольких кварталах к югу от Санта-Моники. Квартира на первый взгляд была вполне сносной, даже с маленьким кондиционером, но на деле оказалась такой же убогой, как и прежнее жилище Ника, в районе Сохо в Нью-Йорке.
Энни усердно и много работала с Мартином Файером, пытаясь отвлечься от тоскливого чувства, терзающего душу. Атмосфера вокруг Энни, казалось, все более наполнялась тревожным ожиданием. Она пыталась заставить себя смириться с возвращением в Нью-Йорк и поисками новых возможностей… которые вряд ли появятся.
Но тут случилось нечто необычное.
* * *
В автоответчике Бет звучал знакомый голос:
«Дорогая! Это я, Хэл Парри. Поскорее надевай лучшие туфельки. Я только сейчас вернулся из Нью-Йорка. Остановился в «Беверли Уилшир». Мы идем на вечеринку. Роскошную, куколка! В доме Гарри Голда. Он один из самых крупных продюсеров в бизнесе. Весь Голливуд там будет. Ты должна выглядеть по первому классу – то есть, приходи как есть. Завтра в восемь пришлю за тобой машину. Позвони мне».
