Она казалась ненасытной, и каждое утро он просыпался с улыбкой, так же жаждая ее, как она его. Страсть была восхитительной, удивительной и просто сказочной. Хью чувствовал себя очень счастливым.
— Очень хорошо, миледи, — сказала миссис Уоллис. — Я скажу кухарке, что сегодня вы желаете жареного ягненка.
Она ушла, а Катриона прошла через холл в гостиную.
Хью заметил и оценил красоту ее движений и грациозное покачивание бедер под тканью платья. Он решил, что должен отправить благодарственное письмо модистке вместе с дополнительной оплатой ее труда. Никогда прежде он не сознавал, какая она мастерица.
Катриона вошла в комнату, когда Ангус полировал канделябры. Она посмотрела на его работу и похвалила ее, подбодрила слугу добрым словом и вернулась в коридор.
Увидев Хью, заколебалась, потом с улыбкой подошла к нему.
— Собрался в конюшню?
— Да. Ночью ожеребились две кобылы, и мне не терпится посмотреть, как они чувствуют себя нынче утром. Когда девочки соберутся днем на верховую прогулку, не будешь ли ты так любезна проследить, чтобы им принесли круглые бандажи? Миссис Уоллис где-то держит целую корзину таких. Я использовал все, что были в амбаре.
— Конечно.
— Благодарю тебя.
Он заколебался, удивленный внезапным желанием поцеловать ее еще раз. Это было почти рефлекторным порывом, и он с трудом удержался от своего намерения. Хью повернулся к двери:
— Постараюсь вернуться домой к обеду.
И, одарив ее лучезарной улыбкой, ушел, оставив свое искушение в коридоре.
Холодный воздух остудил его разгоряченное тело. Он не должен был так воспламеняться после столь страстно проведенного утра, но одного взгляда на ее рот было достаточно для того, чтобы Хью снова возбудился как изголодавшийся по близости юнец.
Он тихонько рассмеялся, дивясь собственной глупости. Пока что, к его удивлению, присутствие Катрионы не нанесло серьезного ущерба его налаженной жизни, как и жизни девочек.
В доме стало чище, полы были отполированы до блеска, камины топили аккуратнее, обеды стали разнообразнее и вкуснее, но больше он не замечал никаких признаков ее присутствия в доме. Впрочем, один все-таки был — никогда еще он не чувствовал себя столь удовлетворенным физически.
Хью усмехнулся, оглянулся назад, и шаги его замедлились. Может быть, следовало вернуться и удивить ее своим поцелуем… Это было бы…
В окне верхнего этажа приподнялась и тотчас же опустилась занавеска. Его улыбка увяла, когда он заметил, что у окна больше никого нет, и понял, что забыл задержаться у двери детской и пожелать доброго утра девочкам, как обычно. Его отвлекла страсть Катрионы и добрые перемены в доме, а потом внезапно пришедшая мысль, что нынче утром ему не хочется идти в конюшню. А хотелось ему больше всего на свете вернуться в дом, закинуть Катриону на плечо и отнести обратно в постель.
Ее страсть была как наркотик. Это не значило, что он не мог уйти, если бы пожелал… Дело было в том, что он не хотел никуда уходить. Что мог еще желать мужчина? Она была изобретательна, сладостна, игрива и полностью завладела его телом и душой. Ни один мужчина не мог бы пожелать большего.
Все шло очень хорошо. Катриона согласилась держаться подальше от его дочерей, и выполняла это условие. Конечно, девочки облегчили задачу, потому что изо всех сил старались не замечать ее. С момента приезда Катрионы это было единственным, что изменилось: девочки становились все более молчаливыми. Было впечатление, что они держатся вместе, стараясь противостоять грядущей буре.
Он вздохнул. Дети должны доверять ему. Он посмотрел с раскаянием на парадную дверь, получше запахнул ворот плаща, под который старался проникнуть холодный ветер. У него не было времени возвращаться домой: появились два жеребенка, и надо было осмотреть их и двух обессиленных родами кобыл.
Триона тоже вздохнула, как только Хью отвернулся. Он на мгновение, на секунду, приостановился, и она подумала, что он хочет вернуться. Неизвестно почему она была настолько в этом уверена, но сердце ее сделало прыжок, а это означало, что, как только он удалится в сторону конюшен, ее настроение резко упадет.
«Вот что ты получаешь за то, что хочешь большего, — сказала она себе. — Учись быть благодарной за то, что имеешь. В этом секрет счастья. У тебя красивый дом и добрые слуги. Девочки вежливы, а Хью…»
Она вздрогнула и потерла руки, повернувшись спиной к коридору и парадной двери.
«Мне не на что жаловаться. По правде говоря…»
Триона остановилась. Поперек лестницы выстроились девочки.
Девон хмурилась из-под упавших на лоб темных волос:
— Где папа?
— Он только что ушел в конюшни.
— Не попрощавшись с нами? — спросила Кристина на одном дыхании. Ее бледное лицо казалось напряженным.
— Может быть, он подумал, что встретит вас после ленча на верховой прогулке.
— Он никогда не уходит, не поцеловав нас, — сказала Девон, и в тоне ее прозвучал укор.
— Наверное, он спешил из-за новорожденных жеребят, — предположила Триона.
Девон с минуту смотрела на нее сверкающими гневом глазами, потом залилась прерывистым смехом.
— Прошу меня простить. Право же, это не имеет значения.
— Новые жеребята? — спросила Агги с интересом и воодушевлением, сбегая вниз по лестнице. — И сколько их?
Катриона улыбнулась, видя ее нетерпение:
— Двое.
Агги захлопала в ладоши:
— Он не сказал, ожеребилась ли уже Клеопатра?
— Он не назвал их имен. Ни одного, — усмехнулась Катриона. — А у них всех есть имена?
— Конечно, — сказала Кристина, тоже спускаясь по лестнице и недоверчиво оглядывая Триону. — Как бы он мог узнать, кто есть кто, если бы не знал их имен?
— Здравая мысль. Я просто подумала, что у него их слишком много, чтобы проявлять беспокойство.
Агги захихикала:
— Да он уже исчерпал все имена к тому времени, когда мы сюда приехали. Одну из лошадей он назвал даже Старая Ложка.
— И тогда начал давать им имена, выбирая для них названия предметов из своего гардероба, — поведала Кристина. — Одна лошадь стала именоваться Башмак, а другая — Сапог.
Впервые Катриона увидела, как улыбается эта худенькая серьезная девочка, и это зрелище было захватывающим. В одно мгновение из ничем не примечательной девчушки она превратилась в настоящую красавицу; немного «конфетная» внешность Девон не шла ни в какое сравнение с ней. Имея сестру, которая всегда ее затмевала, Катриона испытала особенно теплое чувство к Кристине.
— Думаю, что имена Первая и Вторая Лошадь уже были использованы, а иначе он не стал бы прибегать к названиям предметов обуви.
