Сон Катерину растревожил не на шутку. Катерина гнала от себя темные мысли. А они наползали тучей, мешали сосредоточиться на чем-то хорошем. Она встала, стряхнула с себя остатки сна и пошла в ванную, где встала под струи теплого душа, чтобы смыть весь негатив и плохое настроение.
Душ помог. И уже через полчаса Катерина устроилась на диване с чашечкой кофе и позвонила Ане.
Трубку сняла Настя. Заспанным голосом она сообщила, что мамы нет дома.
— А где это она? — с удивлением спросила Настасью Катерина.
— Теть Кать, ну… это… — Настя мялась, подбирая слова. — Ну, в общем, с Мишей она где-то. Загуляли. Позвонила поздно вчера, сказала, чтобы не беспокоились, ночевать не придет. Вот так.
«Вот так», — подумала Катерина, положив трубку на рычаг. Она была рада за подругу. Надо полагать, роман у нее развивается в правильном направлении. Подумала, звонить ли Юльке со своими новостями. И решила, что повременит.
Сон не шел у нее из головы. Мама, отец… Как так получилось, что у нее совсем никого нет? Самые близкие люди давным-давно ушли на ту сторону жизни. Отец, наверно, живой, но его тоже нет. Надо же, за эти годы он ни разу не поинтересовался, как дочка живет. А ведь когда бабушка Шура умерла, Катьке и лет-то совсем немного было, еще в университете училась. И жилплощадь они не меняли. Так что если бы хотел, то нашел бы Катю без проблем. «Не люди, а чудовища», — подумала Катерина. Ну как же можно так, знать, что вот она, рядом, дочь родная растет, и не хотеть увидеть ее. И про себя подумала так же. «И сама хороша. Кто-то же должен быть первым. Ну, он не искал тебя, а сама-то?»
Катя дала себе слово разыскать отца. Не сейчас, как-нибудь позже, но непременно найти. Захочет он ее видеть, не захочет — это уж дело десятое. А показаться ему на глаза и сказать, что ничего плохого она о нем не думает, надо. Она и правда зла на него не держала. Попал мужик под бабское влияние. А баба там не умна, да и боялась, видно, что Катька отца переманит. Стоит ли судить ее за это? Каждый за счастье свое бьется своими методами. Вот только непонятно, как случилось, что воевала взрослая женщина с ребенком.
Ну да бог им всем судья. Не пропала Катерина Сергеевна Савченко. Вот она, живая, здоровая, с образованием, на ногах стоит твердо. Правда, не очень везучая в жизни. Хотя бабушка всегда говорила ей:
— Быть тебе, Катька, счастливой да везучей! Вон как корова языком тебе зализала. И правда, под длинной Катькиной челкой на лбу были две отметинки, словно спиральки закрученные, как на макушке. От этих «зализок» челка у Катерины не слушалась расчески, дыбом стояла в детстве. Это уж потом, когда появились разные гели да муссы для волос, Катерина научилась укладывать прическу волосок к волоску.
Может быть, настоящее Катькино счастье еще впереди? Да и так-то разобраться: ноги-руки при месте, голова соображает. Это ли уже не счастье? Так всегда думала Катерина, когда жизнь сводила ее с людьми с ограниченными возможностями. Просто об этом не задумываешься, пока нос к носу не столкнешься с чьей-то беспомощностью. Вот тогда оцениваешь свою полноценность и понимаешь, как неправ был, сетуя на отсутствие счастья.
Впереди были еще два долгих дня до второй Лехиной операции. И Катерина не представляла, чем себя занять, чтобы не изводиться, не слоняться из угла в угол.
— А может, на лыжах? — вслух подумала она. — А что? Снегу много. А за городом он и вообще просто классный!
Час ушел на сборы и столько же на дорогу. Когда сошла с электрички на безлюдной платформе под названием «68-й километр», был уже полдень. И солнце яркое и оранжевое, словно большой апельсин, позолотило чистый снег. Он сверкал и переливался, миллионы крошечных радуг сияли в округе.
На опушке соснового леса она встала на лыжи и неуклюже сделала первые шаги. Ох уж эти лыжи! Кататься на них Катерина не умела, но очень хотела научиться. Но то, что она делала, нельзя было называть словом «кататься». В лучшем случае здесь подошло бы «ходить». Однако это ее ничуть не угнетало. Для нее лыжи были предметом, с помощью которого можно передвигаться по снегу. А другого ей и не нужно было. Она просто отдыхала.
Через час она сделала передышку и съела бутерброды, прихваченные из дому. А еще через два часа тени от деревьев начали синеть и удлиняться. Уже не видно было на снегу рисунков из следов каких-то мелких зверьков, которые так любила разгадывать Катерина. «Еще пройду немножко, и буду заворачивать влево, потом еще влево и к платформе», — поставила себе задачу Катерина. По такому принципу, чтобы ненароком не заблудиться, она ходила всегда. Дорожек и тропинок в этом лесу было много, и потеряться было просто.
Она потом и объяснить себе не могла, почему сделала не левый поворот, как обычно, а правый. Видимо, сказалось напряжение прошедших дней. Завернула машинально и в другую сторону. Долго шла вдоль линии высоковольтной, которая, по ее расчетам, должна была пересекать железную дорогу неподалеку от платформы «68-й километр», но ни железной дороги, ни платформы не было.
Стемнело моментально. Да так, что не было видно даже просвета между деревьями — дорожки, по которой шла Катя. Она не испугалась. В конце концов, у нее был мобильный телефон, и всегда можно вызвонить помощь. Просто было все как-то непонятно. Во всем этом ей виделись какие-то знаки судьбы. Ну, заблудиться в том месте, где все хожено-перехожено сто раз! Смешно.
Ноги устали. Она шла совсем медленно и даже стала потихоньку замерзать.
— Вот черт! — подумала вслух Катерина и в тот же момент увидела вдалеке огонек. Она пошла на него и скоро вышла к полупустому разъезду, на котором стояло три заколоченных дома и будка стрелочников. В ней горел свет, а над трубой вился дымок. Дворик у будочки был выскоблен от снега, на открытой крошечной веранде стояли метла и лопата и миска то ли для кошки, то ли для собаки. За будкой, запорошенные снегом, виднелись старенькие «Жигули».
Катерина сняла лыжи, подошла к домику и постучала в окно. Тут же отдернулась ситцевая занавеска и в окне появилось лицо симпатичной женщины.
— Кто там пожаловал? — весело прокричала она.
— Не бойтесь! — почему-то сказала Катя. — Пустите меня погреться!
— А я и не боюсь! — ответили ей.
Загремел замок внутри домика, и на пороге показалась хозяйка железнодорожной станции.
— Я тут вообще никого не боюсь! А сегодня и тем более. Входи давай! Да лыжи-то свои с палками на крыльце оставь, никто не стырит!
Катерина переступила высокий порог и оказалась в жарко натопленной избушке. За крошечным столиком восседал мужчина — не высокий, но крепкий, плечистый. Глаза черные, веселые. Зыркает ими, как грач. Борода черная, окладистая, лопатищей. На коленях кот рыжий, спит крепко, на Катерину ноль внимания, песни мурлычет. Мужчина пил чай из большой цветастой кружки.
Женщина крюк накинула, дверь заперла и тоже к столику подсела. Была она тоненькая, как тростиночка. Глаза точь-в-точь как у мужчины, черные, как у галчонка, веселые. Какие-то похожие они были.
