Дэсмонд был голоден. Очень голоден. Каждый его удар доказывал это. Нина ощущала, с каким упоением костолом продолжал допрос. Дэсмонд соскучился по своему наркотику и колотил Симона до тех пор, пока лицо бедняги не превратилось в кровавую кашицу.
Заключительный в порции ударов шлепок был сопровожден смачным хрустом в районе ребер. Нина ощутила резкую боль под грудью, но быстро поняла, что она принадлежит не ей, а Симону – ему сломали два ребра.
– Виктор, на, забери, – Дэсмонд снял кастет и отдал помощнику. – У этого гавнюка кости как желе!
Прошло уже полчаса, но все, чего они добились, это огрызания Симона. Хотя это было положительным результатом, который означал, что Симон не из молчаливых парней, которые умирали, не произнося ни слова. Да, встречались и такие экземпляры.
Эрик понимал, что сегодня они вряд ли чего-либо добьются от крепыша. Он был натренирован проходить подобного рода допросы, из чего напрашивался вывод, что Симон – из спецназа или разведки. Сколько же ему платят? В любом случае необходимо было ждать. Скоро боль изведет Симона настолько, что он потеряет здравый смысл и перестанет видеть смысл в умалчивании информации, когда осознает, что смерть близка. К моменту смерти практически все осознают суетность мирской жизни, становятся ближе к богу что ли, как замечал Эрик. Они переходят в состояние полной отрешенности, когда все человеческие принципы, что они так непоколебимо отстаивали, становятся неважными и даже смешными. Именно в таком состоянии от человека можно добиться всего, что пожелаешь. Вот только, смотря на Симона, Эрик осознавал, что этот момент настанет нескоро.
– Симон, скажи хоть что-нибудь. Избавь нас от твоей вони, – сказал Эрик, потирая переносицу.
– Ха! Этот ублюдок нассал в штаны! – захохотал Дэсмонд.
Удары снова обрушились на Симона. На этот раз Дэсмонд приложил усилия в область живота.
– Дэс, не перестарайся! – крикнул Роберт.
– Обижаешь, брат! – насупился Дэсмонд и все же, оценив состояние страдальца, взял передышку.
Эрик подошел к Симону и нагнулся.
– Мы отпустим тебя, как только скажешь нам, где найти Карима, – сказал он.
На опухшем и окровавленном лице Симона было трудно прочесть эмоции, но он почти наверняка ухмыльнулся. По крайней мере, постарался, хотя вышло не очень. Булькающие и хрюкающие звуки могли свидетельствовать, о чем угодно: о желании говорить или о попытках дышать через сломанный нос. Но, похоже он посмеялся над словами Эрика.
– Хорошо. Не отпустим. Но, по крайней мере, убьем быстро. Поэтому твое упрямство бессмысленно! Ты все равно заговоришь, у Дэсмонда не бывает по-другому! Я просто хочу избавить тебя от лишней боли!
Симон яростно сплюнул на роскошные замшевые ботинки Эрика. Плевки – единственная самозащита, которую, Симон мог проявить.
Эрик раздраженно вздохнул.
– Ты начинаешь надоедать, – процедил Эрик сквозь зубы.
Симон медленно поднял голову, взглянул Эрику в глаза и улыбнулся настолько, насколько позволяли кровоточащие раны на лице.
– А мне на это наплевать… ты всего лишь зазнавшийся хорек в костюме за сотню тысяч… и не таких ломали!
Эрик выпрямился. Нина чувствовала, как раздражение засочилось из его пор. Он не любил насилие. И чертовски крутой переговорщик из него получился, именно благодаря этому. Ручьи крови и агонические крики теряют смысл, когда есть, что предложить взамен. Будем честны, никому не хочется умирать. Какую бы жалкую жизнь мы не вели, она всегда стоит дороже всего на свете, ее невозможно измерить, нельзя подобрать ей эквивалент. Любая плата за жизнь будет казаться недостаточной. Симон не желал умирать, как бы ни храбрился тут перед ними. Единственная проблема была в его стойких принципах. В другой день Эрик бы потратил время и нашел подходящий компромисс принципам Симона, и все как обычно закончилось бы переговорами, где стороны сошлись бы на одинаковых потерях и приобретениях. К сожалению, Эрик не имел на это времени. Преимущество будет на стороне Пастаргаев до тех пор, пока Эрик не найдет хотя бы одного их связного. Он слеп и глух под нависшей опасностью. Что ж, инстинкт самосохранения вынуждает применить традиционные примитивные и тем ужасные методы для добычи информации.
Эрик едва заметно кивнул Дэсмонду, и тот уже был рад продолжить.
Эрик подошел к Нине. Она продолжала неподвижно сидеть на капоте джипа, выискивая невидимые нити вокруг Симона. Но на вопрошающий взгляд Эрика, смогла лишь покачать головой. Она видела многое, что вертелось вокруг Симона: крошечная хижина где-то в лесу, маленькая девочка в цветастом платьице, собирающая цветы на лугу, десятки самых разных мотоциклов стоят в ряд где-то в гараже – страсть Симона. Нина слышала любимые песни, играющие в голове Симона, каждый раз, когда Дэсмонд разминал кулаки, готовясь к очередной порции допроса. Все эти мысли уводили Симона в другой мир, отвлекая его сознание от боли. Он не желал тратить последние часы жизни на воспоминания о Пастаргаях, это было бы кощунством по отношению к тому, что он любил. Возможно, через какое-то время, когда он будет пребывать на грани жизни и смерти, имя, в честь которой свершалась эта жертва, всплывет в его полуживом мозге, но даже тогда он не произнесет его. Нина сделает это за него, и она будет ужасно горда Симоном за преданность до конца.
А Дэсмонд тем временем продолжал развлекаться. Слепая свирепость делала из него идеальный отбойный молоток. И казалось, только ему и было хорошо. Потому что настоятельная мысль заставила всех понять, что Симон уперт так же, как и кулак Дэсмонда. Было что-то сильнее физической боли внутри этого мужлана, но что? И где это искать? Шантаж членами семьи? Уверенность, что его спасут? Последнее – самое худшее. Нет ничего более опасного, чем преданность фанатика.
Послышался очередной удар и хруст.
– Вот же, мать его! – выругался Дэс. – Я выбил ему челюсть!
– Дэс! Как он по-твоему должен говорить?! – выругался Роберт.
– Вправь ее обратно, твою мать! – воскликнул Эрик.
– Хорошо! Хорошо! Не надо нервничать! – Дэсмонд поднял руки вверх, успокаивая друзей.
Потом повернулся к воющему Симону:
– Нервничать здесь надо только тебе, не так ли? – сказал он, подмигнув бедняге, и принялся вставлять челюсть.
Снова хруст и громкие вопли, заставившие поморщиться. Дэсмонд – садист чертов!
– Кажется, он потерял сознание, – грустно констатировал Дэс, вертя безжизненную голову Симона за волосы.
Эрик устало вздохнул. Все шло не по плану. В который раз!
– Думаю, вам нечего тут делать. Я разберусь, – сказал Дэсмонд, вытирая руки окровавленным полотенцем. – Попьем чайку, перекусим вафелькой и продолжим, да? – подмигнул он своим дружкам—садистам, которые как верные псы терпеливо ждали, когда настанет их время терзать добычу.
– Он прав. Мы здесь ни к чему, – согласился Рудольф, хлопая Эрика по плечу.
