Мужеский пол,Вы уймите гормоны,Тратьте их в стонахИного калибра.(А мы подбодрим вас: «Заряд-то немаленький».)
СамодовольствоТестостероновоеВас подведет;Все просрете, что можете.(Вы нас подбодрите: «Цена ж невеликая».)
Я откинулся на спинку кресла. Вардани шмыгнула носом.
– Довольно странные строки для революционерки. Она разве не была лидером какого-то кровавого восстания? Сражалась до последней капли крови против тирании Протектората или что-то в таком роде?
– Ага. Даже нескольких кровавых восстаний на самом деле. Но свидетельств тому, что она действительно умерла, нет. Она исчезла во время последней битвы за Миллспорт. Ее стек так и не нашли.
– Я не очень понимаю, как штурм врат Миллспорта сочетается с этим стихотворением.
Я пожал плечами:
– Ну, ее взгляды на истоки насилия не изменились, даже когда она в нем погрязла с головой. Наверное, она просто поняла, что избежать насилия невозможно. Поэтому, чтобы приспособиться к действительности, ей вместо взглядов пришлось изменить свои действия.
– Так себе философия.
– Так себе, да. Но куэллизм никогда не упирал на догму. Единственным кредо, которое исповедовала Куэлл, было: «Признавайте факты». Она хотела, чтобы это написали на ее могиле. ПРИЗНАВАЙТЕ ФАКТЫ. То есть обращайтесь с ними творчески, не игнорируйте, не списывайте со счетов как исторический балласт. Она всегда утверждала, что войну нельзя держать под контролем. Даже когда сама ее развязала.
– Довольно пораженческий подход.
– Ничуть. Всего лишь констатация существующей опасности. Признание факта. Не начинай войну, если можешь этого избежать. Поскольку, когда она начнется, никто не сможет удержать ее в разумных рамках. Никто не сможет ничего сделать, кроме как пытаться выжить, пока она идет своим гормональным путем. Вцепиться в поручень и ждать, когда все уляжется. Остаться в живых и дотянуть до конца срока службы.
– Ну-ну, – она зевнула и посмотрела в окно. – Я плохо умею ждать, Ковач. Казалось бы, профессия должна была научить меня выдержке, – неуверенный смешок. – Профессия, ну и… лагерь…
Я вскочил:
– Давай-ка я все-таки принесу трубку.
– Нет, – она не шевельнулась, но голос ее звучал глухо. – Мне не нужно забыться, Ковач. Мне нужно…
Она откашлялась:
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Со мной. То, что ты со мной уже делал. Я имею в виду, делал прежде. Это… – она перевела взгляд на свои руки, – оказало на меня эффект. Неожиданный.
– А, – я снова сел. – Ты об этом.
– Да, об этом, – сказала она чуть рассерженно. – Полагаю, тут есть своя логика. Это же процесс, нацеленный на изменение эмоционального состояния.
– Именно так.
– Именно так. Ну вот мне сейчас необходимо изменить одну конкретную эмоцию, и я не вижу другого способа добиться этого, кроме как через перепихон с тобой.
– Не уверен, что…
– А мне плевать, – сказала она яростно. – Ты что-то во мне изменил. Ты что-то во мне исправил, – ее голос стал тише. – Наверное, я должна испытывать благодарность, но испытываю нечто другое. Я не чувствую себя благодарной, я чувствую себя исправленной. Это твоих рук дело. Дисбаланс во мне. Я хочу получить обратно недостающую часть себя.
– Послушай, Таня, ты на самом деле не в той форме, чтобы…
– А, это, – она натянуто улыбнулась. – Я понимаю, что как сексуальный объект я сейчас никого заинтересовать не могу, за исключением разве что…
– Я другое имел в виду…
– …горстки уродов, предпочитающих трахать заморенных подростков. Нет, это надо будет исправить. Перейти в виртуал.
У меня возникло ощущение, что все это происходит во сне:
– Ты хочешь заняться этим сейчас?
– Да, хочу, – она отстегнула мне еще одну улыбку. – Мне это мешает спать, Ковач. А мне необходимо высыпаться.
– Ты уже придумала, куда мы можем для этого пойти?
– Да, – все это походило на детскую подначку на слабо́.
– Ну и куда?
