Коридоры вились и мерцали, и наконец впереди показался тупик. Маша беззвучно в него врезалась и словно растворилась в пространстве. Последнее, что она услышала, был голос — мелодичный женский голос, очень официальный, торжественный, и совсем чуть-чуть — добрый.
— Желание выполнено, — произнес мелодичный голос. — Ядро ореха Кракатук прощается с вами!
Глава двадцать девятая — самая последняя для книжки, но не для героев!
Сперва Маша услышала шарканье ног, затем раздался вздох и тихий всплеск руками.
— Доченька, ты ж глянь, что вы с Машуленькой сделали! — раздался укоризненный бабушкин голос. — Нет, ты зайди, зайди, глянь…
— А что такое? — подал голос дедушка.
— Спит? — раздался удивленный папин голос.
— А я говорила! — продолжала бабушка. — Я говорила, что не по корпоративам надо ходить, а домой бежать, Новый Год праздновать!
— А вы сами где так долго были? — подала голос мама. — Хороша бабушка, обещала внучке приехать пораньше с дедом.
— А мы, может, подарки покупали! — надулась бабушка.
— Не вижу причин, — спокойно рассуждал папа, — почему бы нашей дочери не уснуть на полу под новогодней елкой. Ламинат у нас теплый, сам укладывал, простудиться невозможно. Я бы и сам с удовольствием поспал на полу под елкой. Но у меня уже давно нет таких возможностей. Хотя в детстве мне не раз случалось спать под новогодними елками, — папа задумался. — Или это было в студенческие годы?
— Так накаталась на горке, — объяснила мама, — что свалилась от усталости. Что вы хотите — переходный возраст, нагрузка на организм. Давайте ее перенесем в кровать, а сами встретим Новый Год…
Маша открыла глаза и приподнялась на локте.
— Не надо меня в кровать, — пробурчала она сонно и потерла кулачками глаза. — Я тоже хочу Новый Год.
— Полагаю, она проснулась, — глубокомысленно заявил папа.
— Доченька, просыпайся, собирайся, и мы тебя ждем в столовой, — дипломатично сказала мама, и семья вышла.
Маше удалось разлепить ресницы, и она огляделась. По полу гостиной валялись орехи, мишура и елочные иголки. Неподалеку стояли блюдца с пирожными — одно было надкусано, остальные нетронутые. Впрочем, приглядевшись, Маша поняла, что пирожные все-таки обкусаны — маленькими острыми зубами. А на одной кремовой розочке даже остался отпечаток крысиной лапы. Машу передернуло от отвращения.
Вокруг лежали игрушки. Боже, в каком они были состоянии! Плюшевый мишка оказался выпотрошен — из его распоротого брюха по всему полу валялись опилки и вата. Деревянный Борька оказался перегрызен надвое острыми зубами. А Щелкунчик… новенький блестящий Щелкунчик был безнадежно сломан — по его корпусу змеилась огромная зловещая трещина, из которой торчала пружина и какой-то зеленый проводок.
И тут Маша вспомнила все, что с ней было — так ярко, словно это был вовсе не сон. Она закрыла лицо руками и горько расплакалась. Ведь даже если это был сон, она чувствовала такую беду, что больше ей не хотелось ничего — ни праздника, ни зимы, ни подарков.
И в этот момент кто-то потряс ее за плечо. Маша удивленно вскинула голову, и вдруг увидела перед собой дядю Колю. Похоже, он только что вошел в дом, потому что валенки уже успел снять, а вот шубу — еще нет.
— Тс-с-с! — произнес дядя Коля и подмигнул ей.
— Неужели вытащили застрявший ледокол? — прошептала Маша.
— Нет еще! — покачал головой дядя Коля и улыбнулся в усы. — Зато сбился с курса вертолет. И сел неподалеку. А раз такое дело, я пилота и попросил подкинуть до ближайшего аэродрома! И ведь успел!
Вдруг он заметил слезы на ее глазах и присел рядом.
— Что случилось, кнопка? — внимательно спросил дядя Коля.
Маша в ответ только всхлипнула и кивнула на поломанные игрушки.
— Ну-ну! — дядя Коля потрепал ее по рыжей голове. — Ты ведь уже взрослая.
— Взрослая… — как зачарованная повторила Маша.
— А игрушки я тебе починю после праздников, — пообещал дядя Коля.
Он вдруг пригляделся, заметил следы зубов и отпечатки лапок. И нахмурился.
— Крысы, — сказал он укоризненно, словно обращаясь именно к ним. — Надо ж как распоясались! Но это тоже не беда…
Он подмигнул Маше, залез за пазуху и вдруг достал крохотного, но настоящего живого котенка — рыжего в полоску!
— Это вам. Сибирский сувенир, — пояснил дядя Коля и добавил со значением: — Вырастет — ого. Ни одной крысы в доме не будет!
— Дядя Коля, ты просто волшебник! — вздохнула Маша и обняла его, хотя усы страшно кололись.
Вдруг показалось, что все это было действительно лишь сном. А здесь все будет по-другому — по-настоящему, празднично. И надо только забыть обо всем и жить дальше. Забыть… Но печаль никуда не делась, и на душе оставался холодок.
— Кстати, — похвасталась Маша дяде Коле. — Я уже взрослая. У меня есть своя зимняя депрессия!
Дядя Коля улыбнулся, и они отправились в столовую — к большому праздничному столу.
* * *
Утром Маша проснулась рано — словно вдоволь выспалась накануне под елкой. Наступил Новый год. Солнце, казалось, греет сегодня совсем по-весеннему, яркий свет падал из окна через шторы. Шторы колыхались от сквознячка, и солнечные зайчики летали по полу. А за ним охотился рыжий котенок из далекой Сибири, звонко цокая коготками по папиному ламинату.
Маша потянулась, села на кровати и заглянула в зеркало на дверце шкафа. Ну, слегка не причесана, да и байковая ночная рубашка не слишком празднична, но в целом — вполне. Она вскочила, подошла к окну и отдернула шторы. Котенок тут же вскочил на подоконник и потерся ухом о ее руку. И они стали вместе смотреть в окно.
В это раннее утро городок был пуст — ночью выпал густой пушистый снег, и пока что на нем не было ни одного следа. Маша сладко потянулась, шагнула вглубь комнаты и постояла так немного. Как вдруг прямо в оконное стекло грохнулся снежок и разлетелся на тысячи снежинок. Маша вздрогнула и потрясла головой.
Она недовольно распахнула окно, высунулась и глянула вниз. И — остолбенела. Под окошком на снегу выруливали трое ребят на мотоциклах-снегоходах. Остановившись прямо под ее окном у парадного, ребята как по команде стянули защитные очки и уставились на нее.
Маша почувствовала, как сердце упало куда-то глубоко-глубоко, а затем взлетело и забилось часто-часто. Перед ней стояли абсолютно живые и невредимые Гоша, Борька и Михей…
— Ты глянь, косолапый, — Борька отряхнул перчатки от снега и пихнул Михея. — Это она!
— Не факт, — покачал головой Михей, простодушно рассматривая Машу. — Та была в куртке. А эта — в пижаме.
— Да она это! — живо повернулся Борька и азартно вытянул руку. — Спорим? На что спорим? Гоша! Гоша, разбей!
