Той ночью Оуэн Чейз лег спать, «почти равнодушный к тому, увижу ли я свет завтрашнего дня». Ему снилось, будто он увидел корабль всего в нескольких милях от них, но, даже «прилагая все усилия, чтобы добраться до него», они потеряли судно из виду. Чейз проснулся, «подавленный безумным видением, уязвленный жестокостью больного, воспаленного разума». На следующий день Чейз увидел на северо-востоке плотное облако – верный признак земли. Это должен был быть остров Масафуэра, по крайней мере, так Чейз сказал Лоуренсу и Никерсону. В два дня он сумел убедить их, что скоро они будут на суше. Сначала товарищи отказывались верить ему. Однако постепенно, после «многократных заверений, что все будет хорошо, их настроение поднялось на удивительную высоту». Всю ночь ветер был попутным – на парусах и с вахтенным у рулевого весла, они шли очень быстро.
Следующим утром облако все еще оставалось размытым. Было очевидно, что до земли еще несколько дней ходу. Но для пятнадцатилетнего Томаса Никерсона ожидание оказалось слишком напряженным. Выполнив свою работу, он вдруг лег на дно, закутавшись, как в саван, в заплесневелый кусок холста, и заявил, что «хочет умереть немедленно». «Я видел, что он сдался, – писал Чейз, – и пытался, как мог, ободрить его». Но все аргументы, которые поддерживали первого помощника, не проникали сквозь мрак, затопивший разум Никерсона. «Глубочайшее отчаяние читалось в его лице, – писал Чейз. – Он лежал тихо, угрюмо и печально. Я видел, что смерть его близка».
Для Чейза было очевидно, что у мальчика помутился рассудок. Чейз уже видел, как в такое же безумие впал Исаак Коул, и спрашивал себя, не ждет ли то же и остальных. «Он был необычайно серьезен, – писал Чейз, – и это встревожило меня, я боялся, что и сам могу вдруг поддаться подобной слабости, лишившись и надежды, и жизни». Была ли тому причиной воспаленная плоть Коула, но Чейз и сам чувствовал желание умереть, столь же темное и явственное, как облако впереди.
На следующее утро, в семь часов восемнадцатого февраля Чейз спал на дне лодки. Бенджамин Лоуренс стоял у руля. Во время всех злоключений двадцатиоднолетний гарпунер демонстрировал исключительную силу духа. Именно он за два месяца до этого добровольно вызвался поднырнуть под лодку, чтобы забить на место доску. Лоуренс видел, как сдались Петерсон, Коул, а теперь и Никерсон, и цеплялся за жизнь, как только мог.
Цепляться за жизнь. Его измученная заботами семья умела цепляться за жизнь. Его дед, Джордж Лоуренс, женился на Джудит Коффин, дочери зажиточного торговца. Много лет Лоуренс был частью привилегированного нантакетского общества, но к моменту рождения Бенджамина его дед уже несколько раз становился банкротом. Гордый старик решил переехать в Александрию, в Вирджинию. Как он сказал одному приятелю, там «он скромно жил бы среди незнакомцев, вместо того чтобы оставаться на острове, где все напоминало о его былом процветании». Когда Бенджамину было десять лет, его отец умер на пути в Александрию, оставив жену и семерых детей.
В кармане Лоуренса хранилась бечевка, которую он плел с того момента, как они покинули «Эссекс». В ней было уже почти двенадцать дюймов. Он наклонился над рулевым веслом, всматриваясь в горизонт, и закричал: «Парус!»
Чейз немедленно поднялся. На горизонте едва виднелось пятнышко бледно-коричневого цвета, которое Лоуренс принял за парус. Чейз вглядывался несколько минут, прежде чем уверился, это действительно парус – грот-брамсель корабля, находившегося примерно в семи милях от них. «Невозможно представить, – писал Чейз, – охватившую меня радость и благодарность». Вскоре даже Никерсон поднялся на ноги и пристально всматривался вперед. Теперь встал вопрос, сумеют ли они догнать намного большее по размерам судно. Корабль находился в нескольких милях, ветер был попутным. Легкая лодка имела все шансы догнать тяжелый корабль. Чейз молился только, чтоб не повторился его кошмар об ускользающем корабле. «В тот момент, – писал Чейз, – я хотел ринуться к нему вплавь».
Следующие три часа они провели в отчаянной гонке. Их старый, избитый вельбот скользил по волнам, делая от четырех до шести узлов в час. Парус впереди продолжал медленно прорисовываться, становясь четче и ближе. Показались топсели, грот и фок. Теперь нантакетцы были уверены, что гонятся за кораблем, а не за тенью.
На верхушке мачты не было видно впередсмотрящего, но кто-то на палубе заметил их. В напряженном восхищении Чейз и его люди смотрели, как засуетились матросы, убирая паруса. Расстояние между вельботом и кораблем уменьшалось, и наконец над ними навис корпус, а Чейз смог прочесть на корме название. Это был торговый корабль «Индиан» из Лондона.
Чейз слышал крики и воспаленными, слезящимися глазами видел человека на корме. Тот кричал в рупор, спрашивая, кто они. Чейз собрался с силами и хотел крикнуть в ответ, но его вялый язык с трудом произносил слова: «“Эссекс”… китобои… Нантакет».
Рассказы переживших кораблекрушение переполнены свидетельствами того, что капитаны судов часто отказывались брать на борт терпящих бедствие. Иногда они боялись за собственные скромные запасы продовольствия, в других случаях опасались болезней. Но, как только Чейз объяснил, что они потерпели крушение, капитан «Индиана» тут же потребовал, чтобы они подошли к борту.
Когда Чейз, Лоуренс и Никерсон попробовали подняться на борт, выяснилось, что у них нет сил. Эти трое смотрели на матросов. Глаза их запали и казались огромными в провалах глазниц. Воспаленная кожа висела на костях, как грязная тряпка. Посмотрев с кормы вниз, капитан Уильям Крозир прослезился, увидев «самую прискорбную и трогательную картину лишений и страданий». Английские матросы вытащили китобоев из лодки и отнесли их в каюту капитана. Капитан приказал, чтобы повар приготовил им нормальную еду, первую за много дней – пудинг с тапиокой. Тапиока – еда высококалорийная, легкоусвояемая, богатая белками и углеводами, которые были так необходимы нантакетцам.
Их спасли на тридцать третьем градусе сорока пяти минутах южной широты и восьмидесяти одном градусе трех минутах западной долготы. Это был восемьдесят девятый день их путешествия. В полдень они были уже у острова Масафуэра. Чейз с удивительной точностью сумел провести их через две с половиной тысячи миль океана. Хотя порой матросы были так слабы, что не могли управлять лодкой, они достигли места назначения. Еще через несколько дней «Индиан» прибыл в чилийский порт Вальпараисо.
За ним на буксире шел вельбот, который так верно прослужил нантакетцам. Капитан Крозир надеялся продать вельбот в Вальпараисо и отдать деньги спасенным. Но на следующую ночь ветер усилился, и лодка, впервые за много дней оставшаяся без экипажа, потерялась в волнах.
В трехстах милях к югу на другом вельботе плыли Поллард и Рэмсделл. За последние пять дней они продвинулись на восток и к двадцать третьему февраля, девяносто четвертому дню с момента крушения, они были недалеко от побережья Чили, рядом с островом Святой Марии. Больше года назад «Эссекс» останавливался там после того, как обогнул мыс Горн. Поллард и Рэмсделл готовились замкнуть неправильное кольцо диаметром свыше трех тысяч миль. Двенадцать дней прошло с момента смерти Барзилая Рея. Они давно съели последние куски его плоти. Двое оголодавших теперь взламывали кости своих умерших товарищей, разбивая их камнем и топором, и ели костный мозг, содержавший жир, так необходимый живым.
