— Это очень, очень печально, — сказала она журналисту. — Для всего мира он был Джоном Ленноном, но для нас, живущих в Дакоте, он был просто соседом.
В Сити-Холле мэр Эд Коч, прочитав статью, вызвал к себе Эллен, чей кабинет располагался на другом конце коридора. Так же в помещении был заместитель мэра Боб Вагнер.
— Он был изумлен до глубины души, — сказала Эллен о мэре. — Произошла трагедия международного масштаба, а я оказалась свидетелем. Я стала звездой дня.
Карен Беккер всю ночь слушала нью-йоркскую радиостанцию WPLJ и говорила по телефону об убийстве Леннона с братом Дэйвом. Она хотела пойти к Дакоте, но вот уже три года работала учительницей в Греческой православной школе, и с самого утра у нее был урок.
— На работу я шла, не чувствуя земли под ногами, — сказала она. — Часть моей души умерла вместе с Джоном Ленноном. Единственный способ выразить скорбь, который пришел мне в голову — надеть черную повязку на руку.
Помощник директора, заметив повязку, сочувственно посмотрел на Карен.
— Наверное, нам всем теперь придется взрослеть.
Глория говорила по телефону с мужем. Его речь была очень вразумительна. Перестав ощущать себя никем, он обрел способность замечать чужие проблемы.
— Найми адвоката, — посоветовал он. — Тебе нужно защищать свои интересы.
Она так и поступила. Адвокат Брук Харт первым делом отшил всех, кто хотел купить мемуары Глории, заявив, что она человек замкнутый, и наживаться на трагедии не собирается.
На вопрос, есть ли почва под теорией, что Чепмен совершил убийство, потому что подлинным Джоном Ленноном считал себя, Харт ответил:
— В этом предположении содержится изрядная доля правды.
На пресс-конференции Глория продемонстрировала такое глубокое раскаяние, что даже самые закаленные репортеры прониклись сочувствием к ее положению.
Она заявила, что глубоко сожалеет о случившемся, о том, что Джон Леннон погиб, и что такое горе обрушилось на его жену и сына. «Я скорблю о смерти Джона Леннона».
И все же Глория свято верила в прощение, как учит ее новая религия. Она объяснила, что всегда оправдывала Марка, «когда он в прошлом делал плохие вещи».
Ее слова, обращенные к попавшему в беду мужу: «Я тебя люблю».
Как и Джордж, Пол Маккартни не любил телефонных звонков. Пол и Линда по вечерам предпочитали общаться с детьми, а не смотреть телевизор или слушать радио. Утром 9 декабря, когда Линда повезла детей в школу, Пол включил телефон. Первый позвонивший все ему рассказал.
Даже смерть собственной матери не задела его так сильно.
Тогда он, по крайней мере, был морально готов.
Его терзали ярость, горе, страх. Ему всегда хотелось только одного: заниматься музыкой, радовать людей. Его жизненная философия выражена в песне 1976 года «Silly Love Songs» — ответ Леннону, который обозвал творчество Маккартни «дурацкими любовными песенками»: «Некоторые люди хотят дарить миру дурацкие любовные песенки / И что в этом плохого?»
А теперь повсюду убийцы следят не только за ним, но, может, и за его женой и детьми. Вернувшись домой, Линда застала мужа в расстройстве, трясущегося, в слезах.
Он позвонил Джорджу. Они вместе оплакали потерю брата. Он позвонил Йоко. Отношения с Джоном были такими яркими. Джон бывал сволочью, не раз ставил Пола на место. Йоко сказала Полу, что Джон всегда любил товарища по группе. Пол ответил, что это чувство было взаимным. И постарался утешить Йоко, которая не могла взять в толк, как же у кого-то поднялась рука отнять Джона у семьи.
В этом Пол был с ней солидарен.
Прежде он переживал за Джулиана. Теперь его сердце разрывалось от жалости к Шону.
Нужен способ облегчить боль, иначе его ждет нервный срыв. Когда позвонил Джордж Мартин, он сказал, что они с Линдой едут в студию. Может, получится излить переживания в музыке.
Они сели в лимузин и выехали за ворота, где уже собрались репортеры. Перед ними предстал мертвенно бледный мужчина.
— Смириться с этим невозможно, — сказал Пол. — Джон был отличным парнем. Без него мир осиротел.
Машина рванула вперед. Маккартни понимал, что у студии журналистов будет еще больше. Скорее всего, пресса будет бегать за ним еще долго. Они с Линдой обсудили, не пойти ли на похороны Джона. Решили, что не стоит. Появление Пола вызовет настоящий хаос. Джон не заслуживает таких унизительных проводов. Его сердечность, его любовь к семье, даже дурной нрав — вот что должны запомнить люди, но никак не зрелище папарацци, обступивших Пола Маккартни. Йоко знала, что Пол переживает — этого достаточно.
И все же он хотел показать свои чувства.
Обращаясь к следующей толпе журналистов, он предложит «всем поддержать Йоко».
Ринго вышел из лимузина на западной Семьдесят второй улице. Волосы его были спутаны, глаза покраснели. Хотя он много времени провел на тропическом солнце, кожа его осталась практически белой. Он приехал поддержать Йоко, но его появление лишь подлило бензина в пожар. Со всех сторон набегали фанаты. Зеваки стояли прямо на машинах и вопили во все горло.
— Расступитесь! — заорал кто-то.
Несколько работников Дакоты попробовали организовать вокруг ударника импровизированное кольцо охраны. Кто-то пихнул изнуренного Ринго плечом, так, что у того мотнулась голова. На миг закрыв глаза, Ринго шагнул вперед. Какая-то женщина схватила его за волосы. Во времена «битломании» такое случалось не раз, но теперь? Ринго вырвался из цепкой хватки и озадаченно посмотрел на нахалку. Но счел за лучшее промолчать.
Он приехал ради семьи Джона, не ради себя.
Старый друг Джона два часа занимал Йоко разговорами. В отличие от остальных «битлов», он всегда одобрял ленноновский выбор спутницы жизни, и Йоко безоговорочно любила его.
Когда Ринго уезжал, толпа выросла еще больше. За лимузином, увозящим его в аэропорт, долго бежали люди. Он решил отправиться в Лос-Анджелес. Если за «битлом» по всему Нью-Йорку будут носиться фанаты, Йоко от этого легче не станет.
Вдобавок Ринго без особой любви относился к городу, где убили его друга.
Когда Ринго ушел, Йоко испытала приступ физической боли. По привычке позвав Джона, она вспомнила, что его больше нет.
Она объявила, что похорон мужа не будет; и того бедлама, что творится перед Дакотой, более чем достаточно.
— Джон любил человечество и молился за него, — сказала она. — Пожалуйста, отплатите ему тем же.
Шона держали в неведении, пока Йоко не позвала его в свою спальню. Пятилетний мальчик видел, что мама грустит, и спросил, где папа. Хоть он и не знал, что произошло перед домом, он чувствовал, что Джон исчез. Йоко подтвердила его страхи.
— Твой папа мертв.
Он отказался верить. Она показала ему газету.
