Ознакомительная версия. Доступно 65 страниц из 322
В Копье-стейшн выяснилось, что в нескольких километрах впереди по трассе произошла ожесточенная стычка. Предыдущий поезд был атакован крупным партизанским отрядом буров с применением артиллерии. Более пятидесяти солдат, находившихся в поезде, погибли, многие получили ранения. Таким образом, линия на Кейптаун оказалась перерезана. Черчилль нанял лошадь, чтобы продолжить путь домой. «На протяжении многих лет я думал, – написал он в 1930 г., – что тот двухдюймовый снаряд, который разорвался рядом со мной на насыпи, – последний, который мне суждено увидеть».
В Кейптауне Черчилль в третий раз побеседовал с Милнером, который надеялся заручиться поддержкой умеренных буров, противостоявших экстремистам. «Я излагал мои виды на будущее, – написал Милнер ему на следующий день, – потому что видел вашу заинтересованность и мне нужна была ваша помощь». В Кейптауне Черчилль узнал, что книга «От Лондона до Ледисмита через Преторию» имеет огромный успех. Менее чем за шесть недель было продано 11 000 экземпляров, за что он получил 720 фунтов. Доход от других книг, грамотно размещенный другом отца сэром Эрнстом Касселом, составил еще 427 фунтов. Телеграммы в Morning Post принесли ему в целом 2050 фунтов – самую большую сумму, выплаченную журналисту за такого рода работу. В деньгах 1990 г. это было эквивалентно 88 000 фунтов. С прежними материальными проблемами было покончено. Черчилль покинул Южную Африку 7 июля. Больше он ее никогда не увидит.
Глава 8
В парламенте
10 июля 1900 г., когда Черчилль возвращался на пароходе домой из Южной Африки, журнал Vanity Fair опубликовал иллюстрацию и небольшую подпись под ней: «Он умный человек и имеет мужество отстаивать свои убеждения. Он умеет писать и умеет воевать. Он с юных лет стремился в политику, и, вероятно, поэтому все его достижения – военные или литературные – имеют политическую подоплеку. Он порядочен и гордится тем, что он скорее прагматик, нежели денди; он амбициозен и намерен добиться своих целей. Он любит свою страну, но вряд ли станет рабом какой-нибудь партии».
20 сентября Черчилль сошел на берег в Саутгемптоне, а 25-го отправился в Олдем, где его встретили как кандидата на будущих всеобщих выборах. Он был уверен, что сумеет взять реванш за прошлогоднее поражение. «Мне был оказан потрясающий прием, – рассказывал он брату. – Более 10 000 человек с флагами и барабанами высыпали на улицы и орали до хрипоты в течение двух часов. Несмотря на то что я покинул клуб консерваторов в двенадцать ночи, на улицах оставались толпы людей».
На следующий день в Королевском театре Олдема Черчилль перед восторженной аудиторией описывал свой побег. «Поскольку наши войска уже занимали шахтерский район, – вспоминал он, – и те, кто помогал мне, находились под британской защитой, я мог впервые свободно поведать всю историю. Когда я упомянул имя мистера Дьюснапа, олдемского инженера, который прятал меня в шахте, кто-то из публики крикнул: «Его жена на галерке!» Тут началось всеобщее ликование».
Мать не приехала встречать его в Саутгемптон, хотя он на это надеялся. Она готовилась к свадьбе с армейским офицером капитаном Джорджем Корнуоллис-Уэстом, который был всего на шестнадцать дней старше ее сына и на двадцать лет моложе ее. Бракосочетание состоялось 27 июля. «Все прошло очень хорошо, – рассказывал Уинстон Джеку. – Семейство Черчилль в полном составе выстроилось внушительной шеренгой, и дело было сделано».
Через три дня после бракосочетания матери Черчилль был гостем Джорджа Уиндэма в палате общин. «Множество людей приветствовали меня, – рассказывал он Джеку. – Меня принимали самые разные парламентарии, начиная с мистера Чемберлена. Мне устроили очень лестный прием. Все газеты пишут обо мне, где бы я ни выступал, а огромное количество местных газет публикуют по этому поводу статьи на первых полосах. Мне присылают множество газетных вырезок, и в общем нет оснований быть недовольным тем, как все складывается».
В августе Черчилль выступал не только в Олдеме, но и в дюжине других городов. В Плимуте он говорил о слабости британской армии в перспективе возможной войны в Европе. Times цитировала его, уделив выступлению почти целую колонку. «Мало кто проводит столь тщательную подготовку к таким отдаленным и, как многим кажется, неважным делам, – говорил Черчилль. – Но и правительство, и оппозиция согласны с тем, что европейские державы, вооруженные до зубов, относятся к нам отнюдь не дружественно, и мы не можем смотреть на эту ситуацию без опасений. Так что наши мероприятия по усилению обороны вполне оправданны».
Черчилль говорил своей аудитории в Плимуте, что он на протяжении семи лет изучал теорию и практику современной войны. «Боже упаси, – сказал он, – чтобы я изображал из себя эксперта, но я знаю достаточно, чтобы утверждать: в управлении войсками существует очень мало такого, что недоступно пониманию человека, обладающего здравым смыслом и малой толикой воображения. Любой, кто возьмется утверждать обратное, просто мошенник. Мужество британских солдат никуда не исчезло, но из этого не следует, что их оружие должно оставаться на прежнем уровне. Правительству следует ускорить модернизацию вооружений».
Прочитав в Times подробный отчет об этом выступлении, озаглавленном «Мистер Черчилль об армейской реформе», Черчилль поспешил поблагодарить владельца и редактора газеты, отправив 20 августа письмо. Он писал: «Глубоко обязан вам обоим за прекрасное освещение моего выступления в Плимуте, которое появилось в субботнем выпуске Times. Вы чрезвычайно добры, оказывая мне помощь».
Черчилль постепенно овладевал навыками ораторского искусства. «Я, к полнейшему удовольствию публики, сбил с толку всех, кто пытался меня перебивать, – написал он матери после одного предвыборного выступления. – Нельзя было упустить возможность выступить перед аудиторией, которая представляет практически всю прессу, всех издателей, всех авторов Великобритании».
Политики наперебой приглашали его в гости. Лорд Розбери, с которым он однажды ужинал, призывал его взять несколько уроков у логопеда, но Черчилль отказался: «Боюсь, – сказал он, – мне никогда не научиться правильно выговаривать «с». Он действительно в этом не преуспел, хотя постепенно стал произносить «ш». Мюриел Уилсон позже вспоминала, как они прогуливались по дорожке около дома ее родителей в Транби-Крофт, а он тренировался, произнося фразы типа «испанский соус слишком острый».
В августе двоюродный брат Черчилля Санни снял для него холостяцкую квартиру в районе Мейфэр, на Маунт-стрит, 105. На ближайшие шесть лет она станет для него и домом, и канцелярией. Мать пригласила его в Шотландию, но он отказался. Ему нужно было находиться в Олдеме. «Было бы слишком глупо, – объяснил он ей, – упустить шанс получить место в парламенте ради отдыха и развлечений».
19 сентября Черчилль открыл свой предвыборный штаб в доме на окраине Олдема. Его беспокоило, что предвыборная кампания далека от совершенства. «Они, – говорил он, имея в виду организаторов, – настаивают на том, чтобы все делать самим, и не позволяют специалистам или агентам делать работу правильно». Впрочем, его собственная работа многое компенсировала. Он сумел уговорить выступить в свою поддержку Чемберлена, что существенно добавило ему популярности. Журнал Temple, следивший за его предвыборной кампанией, писал: «Обычно он использует подготовленный текст. У него очень яркий темперамент, что объясняет его активную жестикуляцию. Любимая поза на сцене, когда ему нужно подчеркнуть какую-то мысль, – положить руки на бедра. В этот момент он излучает удовлетворенную улыбку. В других случаях, возбуждаясь, он, кажется, гонит слова вперед, помогая себе вскинутыми вверх руками».
Ознакомительная версия. Доступно 65 страниц из 322
