Schlaf Chindli, schlafDe Vater hüetet d SchaafD Mueter schütlet s BoimeliDa falled abe troimeliSchlaf Chindli, schlafВ этой песенке сны падают с дерева, если потрясти ветки.
Я тоже никак не мог заснуть. Слушал ее колыбельную и сопение сына. Это были два самых дорогих мне человека. И мне очень нужна была работа, мне очень нужны были деньги для них. Так хотелось, чтобы мой сын тоже когда-нибудь сказал:
– А папа мне все-все покупает, что я захочу!
А денег не было, и я все никак не мог найти настоящую работу, перебивался только вот такими заработками. И еще я боялся, что моя жена тайком от меня берет деньги у своих родителей. Мне было стыдно.
Ребенок успокоился, жена легла, прижалась ко мне, а я все не мог сомкнуть глаз.
Она сказала:
– Ну, скажи, что? Я же чувствую, что тебя что-то мучает. Любимый, скажи мне! Ведь мы вместе!
Я рассказал ей про Ковалева, про то, как тогда, много лет назад, он был лакеем и я его презирал.
– Если бы мы где-то встретились, я бы руки ему не подал. А тут он приехал, у него куча денег – и я его лакей.
– Ты не лакей. Ты зарабатываешь деньги. Ты делаешь честно свою работу, вот и все. Любую работу можно делать с достоинством.
– Понимаешь, – я попытался ей объяснить, – деньги везде пахнут, но в разных странах у них все-таки разный запах. В Швейцарии деньги себе под мышками мажут дезодорантом. А в России от них идет вонь. От маленьких денег несет потом и нищетой, а от больших…
Она закрыла мне рот рукой:
– Любимый! Я все понимаю. Откажись. Не надо. Черт с ними, с деньгами! А сейчас спи, уже поздно!
Я хотел еще что-то объяснить про Ковалева. Вот откуда у Ковалева столько денег? Вот он приезжает сюда с мешком денег. И мне что-то перепадает. И я честным трудом лакея получаю его вонючие деньги. И должен делать это с достоинством!
Я ничего ей больше не сказал, опять проснулся ребенок и стал плакать.
На следующий день я отправился с моими клиентами в Монтрё.
По дороге Ковалев снова делился своими суждениями:
– Вот понаставили себе радаров на автобане и боятся. Вы же здесь не живете, а боитесь! Трясетесь от страха прокатиться с ветерком. Трясетесь от страха жить!
Или:
– Вот зачем Швейцарии армия? Сколько миллиардов за пару самолетов, чтобы кто-то мог полетать над Альпами в свое удовольствие? С жиру вы тут беситесь!
Или:
– Вот Набоков – гений! А все эти сегодняшние – говно!
Пристрастие моего старого знакомого к Набокову никак не вязалось ни с его комсомольским прошлым, ни с его бизнес-настоящим. Но спросить я не решался. Да и что за дурацкий вопрос – почему человек восхищается Набоковым?
И все-таки это было странно. Тогда, в молодости, Набокова тайком передавали друг другу. И мы чувствовали себя преследуемой варварами сектой, а его книги – нашим сокровенным богатством. По Набокову тогда проходила граница: свой – чужой. Ковалев был чужим. А теперь он вез меня в Монтрё. Так все странно…
Девочку в машине укачало, и нам пришлось несколько раз остановиться. Ковалев пересел к дочери на заднее сиденье и стал отвлекать ее разными историями. Он придумывал сказки, в них Яночка попадала без конца то в руки бандитов, то к драконам, и ей нужно было с ними сражаться. Сказочная Яночка всегда побеждала. Девочка слушала внимательно, не улыбаясь.
Был февраль, в Москве еще метелило, а в Монтрё уже наступила весна, солнце жгло и с неба, и с зеркального озера, чайки делали жизнь озорной и легкой. На знаменитой набережной тогда еще не было черно от мусульманских бурок – там прогуливались ухоженные старушки в мехах и солнечных очках. Ковалев распахнул пальто и прищурился в сторону Савойских Альп, растущих из Лемана:
– Вот, я все себе так и представлял!
Я должен был без конца фотографировать его с женой и ребенком на каждом углу.
При регистрации в “Монтрё-Паласе” он недоверчиво переспросил у девушки за стойкой, действительно ли ему дали номер, в котором жил Набоков. Утвердительный ответ его не удовлетворил, и он еще раз спросил у бородатого лифт-боя, который катил чемоданы в номер. Тот тоже уверил, что все без обмана. Лифт-бой оказался родом из Сербии. В Югославии совсем недавно лилась кровь, американцы бомбили Белград, и серб, услышав русскую речь, из благодарности к России за ее поддержку отказался брать чаевые – и сразу же получил денег вдвое больше. Ковалев и лифт-бой даже обнялись.
