Инь‑Инь глотнула чая. Стакан приятно согревал руку. Самая высокая цена? Что Гао имеет в виду? В детстве ее преследовал один кошмарный сон, в котором некий злоумышленник отрубал ей кисть правой руки, чтобы нечем было держать смычок. Была ли эта цена для нее самой высокой или речь шла все‑таки о жизни? Может, о жизни брата или родителей? Или всей семьи целиком?
– Неужели вы всерьез полагаете, что, затеяв тяжбу с «Саньлитунем», мы подвергаем свои жизни опасности? – спросил адвоката Пол.
Гао не спеша снял очки и несколько раз постучал пальцами по синему сукну мундира, стряхивая пыль.
– Неужели жизнь – самое ценное из того, что у нас есть? – медленно произнес он. – Чтобы уничтожить человека, его вовсе не обязательно убивать. Отнимите у него работу, семью, друзей или доверие его близких. Посейте в его сердце страх. Тот, кто живет в постоянном страхе, платит крайне высокую цену, разве не так? – Он замолчал и вскоре продолжил, поскольку Инь‑Инь и Пол не отвечали: – Я никоим образом не отговариваю вас. Просто хочу, чтобы вы лучше представляли себе, за что беретесь.
– Сомневаюсь, возьмемся ли мы вообще…
– И правильно делаете, что сомневаетесь, – перебил Инь‑Инь адвокат. – Великая мудрость происходит от великого сомнения, говорил Конфуций. – Гао тихо рассмеялся. – Но, видите ли, вся штука в том, что здесь ничего нельзя предугадать заранее. Все в нашей стране – политика, но даже из этих соображений власть имущие иногда берут сторону справедливости. Кто знает, что за силы сейчас действуют против «Саньлитуня» в Пекине? Самое надежное положение у того, кому терять нечего, и таких у нас немало. Тем не менее в этой провинции вы не найдете поддержки. Разве что в Шанхае. – Гао выдвинул ящик стола, достал оттуда мятую визитку и протянул гостям. Там было то же имя, что Ван написал на салфетке. – Скажите, что от меня, тогда он согласится вас принять. И еще одно: не поддавайтесь первому впечатлению.
* * *
Прежде чем ехать в Шанхай, Инь‑Инь и Пол решили заглянуть к Да Луну и рассказать ему о разговоре и с Ваном, и с адвокатом Гао.
В машине оба молчали. У Инь‑Инь в голове проносилось столько мыслей, что она не знала, на которой остановиться и какой в первую очередь следует поделиться с Полом. До сих пор у нее не было конфликтов ни с государством, ни с власть имущими. До болезни матери она вообще не знала серьезных забот и не чувствовала себя в чем‑либо ущемленной. Поэтому недавний разговор с адвокатом и ночное происшествие в гостиничном номере нагнали на нее страха.
– Думаешь, он не преувеличивает? – спросила она Пола.
– Кто знает, – пожал плечами тот.
– А ты относишь себя к числу людей, которым нечего терять?
– К счастью, нет, – улыбнулся Пол.
– Я тоже.
– Времена, когда я был таким, давно миновали, – серьезно добавил он. Инь‑Инь бросила на Пола испуганный взгляд. – Об этом я расскажу тебе позже.
* * *
На усыпанной песком площади стоял сверкающий в лучах солнца черный «фольксваген‑пассат». Инь‑Инь и Пол переглянулись: такого рода птицы залетали в деревню нечасто. По дороге к дому Да Луна им повстречались двое незнакомых молодых мужчин, которые прошли мимо, не поздоровавшись. В душу Инь‑Инь закралось недоброе предчувствие. Посмотрев на Пола, она поняла, что с ним происходит то же. Оба ускорили шаг.
Инь‑Инь давно не видела отца таким потерянным. Да Лун сидел на кровати жены и едва кивнул при виде Пола, будто расстался с ним каких‑нибудь пять минут назад. Да Лун предложил гостям чая и принес из кухни грязную миску, в которой оказалась шелуха вместо жареных семян подсолнечника.
Пол было раскрыл рот, чтобы рассказать о встречах с Ваном и Гао, но Да Лун перебил его.
– У м…меня были гости, – тяжело выговорил он. – Д…двое сотрудников отдела здравоохранения из Иу.
– И чего они хотели? – удивился Пол.
– Интересовались здоровьем Минь Фан. В…вы кому‑нибудь рассказали о ней в городе?
«Ван», – мелькнуло в голове Инь‑Инь. Он оказался лучшим актером, чем она думала. Так вот зачем ему понадобилось разыгрывать всю эту комедию с телефонами. Чтобы отправить их с Полом к адвокату и дать возможность представителям власти без помех допросить ее отца.
– Нет, папа, мы никому о ней не рассказывали, – ответила Инь‑Инь.
– К…кто тогда?
– Я не знаю. Что тебе говорили те двое?
– Н…не так много. Расспрашивали о болезни мамы. К…как и когда все началось; что она ела и пила, когда заболела; что говорят врачи, как я за ней ухаживаю. Я все им рассказал, достал бумаги из больницы. Но их они почти не смотрели, просто сунули в карманы.
– Ты отдал им ее историю болезни? – Инь‑Инь сама испугалась своего голоса.
Да Лун вздрогнул и чуть слышно протянул:
– Да‑а‑а…
– Они осматривали маму?
– Нет. Даже не подошли к ее кровати. Они ведь не доктора, ничего не понимают в болезнях.
– А о себе они что‑нибудь рассказывали?
Да Лун задумался:
– В…в общем, нет. Зато расспрашивали о тебе и Сяо Ху. Чем вы занимаетесь в Шанхае, когда последний раз навещали родителей и где ты находишься сейчас.
– Вы записали их имена? – вмешался в разговор Пол.
– Н…нет. Точно не помню, но, по‑моему, они не назвались.
– И что, не оставили ни визиток, ни телефонов?
Старик покачал головой.
– Ты говорил им о ртути, которую обнаружили в организме мамы?
– Нет. Я только спросил их, может ли ее болезнь быть связана с рыбой, которую Минь Фан так любила.
– И что они ответили?
– «Как вам могла прийти в голову такая глупость? – сказали они. – Это совершенно исключено, вода чистая. „Золотой дракон“ производит микстуры и чаи от кашля. Пробы из озера брались не далее как два месяца тому назад».
Инь‑Инь молчала. Пол закрыл лицо ладонями и тяжело дышал.
– Предприятия «Саньлитуня» не подлежат никаким проверкам, – заметил он и в двух словах передал Да Луну разговор с адвокатом и Ваном.
– Д…думаете, они меня обманули? – удивленно спросил Да Лун, и Пол кивнул. – К…как и всегда обманывали, – как бы про себя заметил Да Лун. – В…вы поедете в Шанхай к адвокату?
Пол медлил с ответом, несколько раз глотнул чая и растер между пальцев шелуху от семечек. Инь‑Инь смотрела на него испуганно.
– Да, – наконец сказал он.
– Р…расскажите ему все и спросите, будет ли он представлять в суде мои интересы. – Да Лун внимательно посмотрел на дочь. – Н…не волнуйся. Я ничего не боюсь, мне терять нечего.
