Однако все эти стратегически успокаивающие размышления разбивались о факт заключения мальчиков в тюрьму.
В очень плохом состоянии находилась Ашхен Лазаревна. Дети были для неё всем. Прошёл уже год с момента гибели второго сына, Володи, а мать так и не смирилась с мыслью, что его уже нет. Возможно, причиной тому стали очевидцы воздушного боя. Когда подбили самолёт Владимира Микояна, несколько наших лётчиков видели, как его машина загорелась и штопором ушла к земле. Однако, упав на вражеской территории, машина не взорвалась — это оставляло хоть какую-то надежду, и мать верила, что Володя жив. Она молилась, чтобы ничего страшного не случилось с двумя другими её сыновьями, Степаном и Алексеем, ежедневно совершавшими боевые вылеты, а беда пришла совсем с другой стороны — страшная сила захватила двух младших, захватила здесь, в Москве, где почти всемогущим был их отец. И тем больший ужас охватил Ашхен Лазаревну, что Анастас ничего пока не предпринимал, чтобы повлиять на облегчение судьбы Вани и Серёжи. Даже любые её попытки поговорить с мужем на больную тему Микоян в корне пресекал, но материнское сердце оказалось сильнее осторожности сановного отца — презрев страх, несчастная женщина по-своему искала утешения и старалась хоть что-нибудь узнать о детях. Несколько раз она решалась позвонить маме Пети Бакулева. Только что нового могла ей поведать Валентина Петровна?
* * *
Анна Сергеевна Аллилуева попыталась прорваться к свояку и защитить сына — Лёню Реденса, но бдительный Поскрёбышев не допустил её даже на порог приёмной.
Кирпичников долго не решался и подумать о том, чтобы хлопотать за Феликса. Броситься безоглядно на защиту не позволял, в первую очередь, холодный расчёт. Опыт подсказывал, что «резкие движения» принесут только вред — гнев мог обрушиться и на него, и на других членов семьи, оставшихся на свободе, а Пётр Иванович не имел права забывать, что кроме Феликса у него подрастал ещё и маленький Серёжа.
Семья Барабановых молилась на Микояна, думая, что из всех родителей, только он имеет шансы спасти своих детей, а, значит, и их однодельцев, среди которых был их сын Лёня.
Единственное, что могли робко предпринять остальные — писать челобитную на высочайшее имя, но это им и в голову не приходило.
* * *
Меркулов закончил накладывать резолюции на документы и сложил их в папку: «На подпись». Покончив с текучкой, он придвинул календарь-ежедневник, чтобы уточнить план на день. Напротив указателя времени «20. 00», пунктом «9», стояло: «Влодзимирский. Отчёт о ходе следствия по "Четвёртой Империи". Пунктом «10» значилось: «Доклад у товарища Берии в 21.30».
Нарком посмотрел на часы, показывавшие 19.47. К закату клонился день 14 августа, однако его рабочий день был в самом разгаре. Всеволод Николаевич распорядился накрыть чай на двоих и впустить начследа, когда тот появится. Через пару минут подавальщица внесла в кабинет поднос с заказом.
— Поставь на столик у кресел, — сказал нарком официантке, замершей у стола и глазами как бы спрашивавшей хозяина, где тот собирается пить чай.
Она была из новеньких, но сразу видно, что опытная. И внешне — не вчерашняя школьница, а цветущая, широколицая русская молодка лет двадцати пяти.
— Тебя как зовут?
— Антонина, — ответила она, аккуратно сервируя столик и стараясь не поворачиваться к главному чекисту спиной.
Взглядом ценителя Всеволод Николаевич окинул её сверху донизу, отметив налитые груди, очерченные белоснежным фартуком с оборками, и тугой, маняще оттопыренный зад. Понравилось ему и открытое лицо с румяными, как спелый штрейфлинг, щеками и чистой, гладкой кожей.
«Молодец Немчинов», — подумал комиссар 1-го ранга о своём адъютанте, подбиравшем подавальщиц.
— …Что-нибудь ещё желаете, товарищ народный комиссар?
— Нет, спасибо, Антонина. Когда понадобишься, я вызову. А пока иди.
Официантка направилась к дверям. В её взгляде, брошенном напоследок, во всем её облике и даже в якобы покорной походке многоопытный Меркулов увидел повадку самки, чётко знающей свою роль рядом с вожаком стаи.
«Надо отведать её и, если в любви будет столь же хороша, как аппетитна снаружи, обязательно угощу Лаврентия Павловича», — подумал вслед автор популярных пьес.
* * *
Вошёл Влодзимирский. Меркулов, уже оккупировавший диван рядом с чайным столиком, показал на глубокое кресло. Начслед прокрался к указанному месту, неслышно ступая на носках.
— Мне сюда, товарищ народный комиссар?
— Сюда-сюда… Садись, Лев.
— Благодарю, товарищ нарком.
— Давай уже приземляйся. У меня не очень-то густо со временем.
— Есть, товарищ нарком. — Чекист осторожно опустился на край кожаного сидения.
— Да ты располагайся удобнее — давай, почаёвничаем. Хочешь курить — кури. — Миролюбиво, с хорошим настроением сказал Меркулов, заметив, что подчинённый сидит в неловкой позе и скованно размешивает сахар в стакане.
— Огромное спасибо, Всеволод Николаевич! С превеликим удовольствием, — поблагодарил Лев Емельянович и, чуть отодвинувшись назад, занял более удобную позу.
— Ну, как там компания малолеток? На допросы не рвутся? Я смотрю, ты за них пока ещё серьёзно не взялся, — пожурил Меркулов подчинённого и осторожно отхлебнул из стакана горячий, ароматный чай.
— Товарищ нарком… признаться, шёл сюда за советом. Уж больно непонятно, как себя с ними вести?… Такой задачи перед следствием ещё не ставили. Скажу как на духу, хоть казните, — я не во всём до конца разобрался.
В отличие от Влодзимирского у наркома уже сформировалось твёрдое мнение о причинах столь необычного задания. Поэтому и поучал он начследа в благодушной, даже немного ёрнической манере.
— Милай, ты ж не первый день генерал… с двумя звёздами генерал, госбезопасности генерал. Тебе все указания давным-давно переданы, и пора бы уже понять, что к чему.
— Виноват, товарищ нарком. Но боюсь — без вашей помощи нам эту задачку не осилить.
— Ишь, как заговорил. Учить вас тут всех, на мою голову. Короче… проверить взрослых, которые реально могли ребят за собой повести, конечно, надо. Только думаю, таких «старших товарищей» нет и быть не может — вы же полтора месяца собирали на них материалы. Имейся таковой на самом деле, он давно бы уже выявился. Это мы только для страховки делаем. Главное — подготовить сопляков дать показания на любого, кого мы укажем, и расчистить поляну для этой кандидатуры, спущенной сверху.
— Понял, Всеволод Николаевич!! Всё понял!! Я об этом думал, но всегда ведь как?… Нужный результат определяется уже к аресту. И мы сразу же планомерно работаем. А здесь неясность какая-то. Фу, теперь уже полегче! С этой задачей мы как-нибудь справимся!
— Временем дорожи! «Кандидатуру» могут в любую секунду с Небес прислать. Теперь, ты учти — у всех школьников разный характер. С кем-то можно напролом идти — кнутом, правда, не забывая о заданных нам правилах обращения… Кого-то хитростью брать. Кого-то — лестью. Кого-то — пряником.
