Он сел. Светка, не вставая, тут же подала голос:
— Тёть Лён, а у мужа и жены имущество общее? Я просто не знаю…
— По-разному, — удивлённо посмотрела на неё мать Рата. — Что до свадьбы нажили — то у каждого своё… А… что? — в голосе её прозвучала опаска.
Светка встала и поклонилась в пояс женщине, сохраняя абсолютно серьёзное выражение лица.
— Как я есть ваша будущая невестка, — сказала она, — то имущество своё отдаю в вашу семью. И пиндык. То есть это. Аминь. Благословите, свекровь-матушка.
— В каком это смысле? — еле прошелестела Елена Сергеевна. Светка начала:
— Ну, это… — и приняла на лоб брошенную Ратом шишку. — Спасибо, сударь мой муж.
— Сядь, — попросил Рат, — иначе выпорю, согласно «Домострою»…[38] Вот, ма, — обратился он к Елене Сергеевне, — это трепло и есть моя девчонка… Не пугайся. В душе она хорошая.
— Ну а теперь я скажу, — Сашка не вставал. — Хотя — что мне говорить. Я, Рат, думаю так же, как ты. Пусть ОНО будет для всех. Тогда потеряет силу проклятье.
— Какое проклятье? — удивился Рат. Сашка смутился:
— Да так… Фантазии, — и посмотрел на Егора.
— Я десять тысяч возьму, — твёрдо сказал тот. — Остальное ладно, но десять тысяч мне нужны. Я отдам их семьям… Семьям пилотов. Это ерунда взамен людей, но всё-таки что-то. Может быть, они меня простят.
— А если отец спросит, где взял? — поинтересовался Рат. Егор вскинул голову:
— Это моё личное дело.
— Ясно, — кивнул Рат. — Ну что ж. Значит, это золото пойдёт людям.
— России, — поправил Сашка. Рат не согласился:
— Людям… Россия — это и есть люди. Потом придумаем, что с ним делать конкретно, а пока ещё кое-что. Завтра надо присмотреть место, где спрячем оружие и барахло. Мы почти пришли.
— Уже?! — изумилась Светка и, когда все засмеялись, вздохнула:
— Честное слово, даже не верится. А?
— Да мне тоже, — признался Рат. А Егор сказал в сторону — и никто не услышал его слов:
— Целая жизнь прошла…
Сашка отошёл ненадолго в сторону от костра, а когда вернулся, то сказал:
— Знаете, уже светает. Надо хоть немного поспать, раз уж всё решено.
— Ничего не решено, — ответил ему Рат. — Решать-то придётся снова и снова. Всю жизнь,
Сань. Это я давно и прочно выучил.
— А разве я против? — удивился Сашка. — Это интересно — решать…
А Светка, поднявшись на ноги, неожиданно потянулась и громко запела:
— Ищи меня сегодня среди морских дорог, За островами, за большой водою, За синим перекрёстком двенадцати ветров, За самой ненаглядною зарёю… Сашка, Ксанка и Егор поддержали: Здесь горы не смыкают снегов седых одежд, И ветер — лишь неверности порука. Я здесь построил остров — страну сплошных надежд С проливами Свиданье и Разлука…
— Рат обнял мать и слушал с улыбкой, как поют друзья:
— Не присылай мне писем — сама себя пришли, Не спрашивая тонкого совета. На нежных побережьях кочующей земли Который год всё ждут тебя рассветы…
— Светка окликнула Рата: — Ну?! — и тот подхватил тоже:
— Пока качает полночь усталый материк, Я солнце собираю на дорогах. Потом его увозят на флагах корабли, Сгрузив туман у моего порога. Туман плывёт над морем, в душе моей дурман, Всё кажется так просто и не просто. Держись, моя столица, зелёный океан, Двенадцать ветров, синий перекрёсток! — и они всё впятером ещё раз пропели, чуть изменив, не сговариваясь, слова:
— Держись, моя Россия, зелёный океан, Двенадцать ветров, синий перекрёсток!!!
…В два часа дня шесть человек — женщина и пятеро подростков — вышли на берег реки. В полукилометре от них ниже по течению по мосту неспешно ехала «газель». Дальше виднелись домики кафе и станции техобслуживания возле заправки.
Егор засмеялся. Все обернулись на него не без удивления, и он продемонстрировал друзьям потрёпанный непромокаемый бумажник, из которого торчали карточка «Visa» и уголки бумажных рублёвых и еврокупюр.
— Не потерял, — сквозь смех сказал он.
В лоне цивилизации
Хозяин кафе в полном обалдении, даже с некоторым ужасом, смотрел, как на веранду вошла компания, подобной которой он не видал, пожалуй, за последние десять лет ни разу, хотя видывал всякое. Это были женщина неопределённого возраста, одетая в шкуры, с неразличимым под спутанными длиннющими волосами лицом — и пятеро подростков лет по 14–15, трое мальчишек и девчонка, тоже обросшие, немытые, босые, в невообразимых отрепьях вроде бы камуфляжного цвета. Один парень поддерживал под локоть шкандыбающую с самодельным костылём девицу, в лице которой было что-то нерусское — скорей местное. Все шестеро оживлённо пересмеивались, разговаривали и озирались, потом расселись за одним из столиков. Сидевшая за соседним компания, остолбенело за этим наблюдавшая, удалилась на другой конец кафе. Тот парень, который помогал девчонке, что-то сказав остальным (они взорвались хохотом), подошёл к стойке.
— Что там у вас в меню? — осведомился он. Лицо парня украшал недавний, подживший, но хорошо различимый шрам.
— Идите отсюда, — понизив голос, сказал хозяин. — Быстро, ну?
Парень секунду спокойно созерцал лицо хозяина, потом сказал:
— А ты знаешь, что древние боги обожали ходить по гостям, прикинувшись нищими? И горе тем, кто, обманувшись внешним видом, не оказывал им должного почтения… — не сводя глаз с лица хозяина, парень достал из своих отрепьев бумажник, вжикнул «молнией» и сунул в чашку с зубочистками стоевровую купюру. — По полной на шесть человек. Можешь потратить минут пять на проверку подлинности купюры. И поверь, что совсем неподалёку есть места, где за все эти бумажки не купить приличного бутерброда… Ещё мне нужен телефон, свой я всё-таки раздавил.
— Одну минуту… — хозяин выставил руки ладонями вперёд. — Конечно… В заведении есть душевая, не желаете?
— Мы желаем поесть. Если покажется мало — я доплачу, — парень вдруг усмехнулся: — А если бы просто так пришли пятеро подростков и женщина? И попросили бы есть, потому что голодные? Ты бы их всё-таки выгнал?.. Вы-ыгнал бы, вижу. Я сам был… Ладно, где телефон?..
