Я почувствовала глубокую благодарность за то, что она так бескорыстно заботилась обо мне.
— Я доставляю вам такие неудобства. Не знаю, как мне отплатить за вашу доброту.
— Что ты такое говоришь? Соотечественники должны помогать друг другу — это нормально. По моему опыту, местные и руки не протянут чосончжогам. Так что ни о чем не беспокойся и поправляй здоровье. Я поступаю так, потому что хочу. Говорят же, что печаль вдовы поймет только вдова. Но что же такое с тобой приключилось, что ты решилась на ночной побег?
От ее слов мне резко сдавило грудь, а все тело пронзила острая боль. Я медленно опустила голову, уставившись на чашку с кашей.
— В жизни ничего даром не дается, не так ли?
— …
— Я не знаю всех обстоятельств, но… ты правильно поступила. Когда понимаешь, что так дальше жить нельзя, надо решать проблему. Конечно, лучше уйти, чем жить под ударами плетки. Я тоже осознала это, но слишком поздно. Приехав в Корею, я сначала работала в ресторане. Однажды глубокой ночью ко мне пришел старик, хозяин ресторана, и изнасиловал меня. Сперва мне казалось, что я сойду с ума. Его домогательства не прекращались. Конечно, что там говорить, и моя вина в этом есть: надо было сразу от ворот поворот дать. Но в качестве извинения он часто давал мне деньги на мелкие расходы, покупал одежду. А я ведь была глупой, даже думала, что если стану угождать ему, то смогу занять место хозяйки дома. Я не знаю, как его жена узнала о нашей связи, но как только она начала что-то подозревать, ее глаза загорелись ненавистью. Я еще могла вытерпеть мерзкое тело дряхлого старика, но слушать о себе клевету, что я якобы ворую деньги и еду, я не пожелала. Я решила, что лучше уйти самой, нежели ждать, пока тебя выгонят с позором. И вечером того дня, когда мне выдали мой заработок, я сбежала. — Она громко рассмеялась, видимо, заново переживая те события. От смеха ее полное тело слегка заколыхалось.
Вероятно, смех был таким громким, что потревожил второго жильца дома: в дверном проеме показалась лысая голова мужчины, которого я видела утром. Подскочив к дверям, тетушка вытолкала его на улицу.
— Потерпите, пожалуйста, несколько дней. Как можно быть таким эгоистом? Больной человек всегда на первом месте! — с этими словами она громко хлопнула дверью.
Было слышно, как мужчина, недовольно ворча и ругаясь, тяжело топая и сплевывая от досады, выходил из переулка.
— Из-за меня у вас так усложнилась жизнь, — виновато заметила я.
— Ничего страшного. Сейчас он весь сердитый, но, поверь, скоро вернется — и все будет как прежде. Характер у него вспыльчивый, но сердце на нужном месте… Такое случается, когда ты далеко от родины: повстречаешь кого-то, начнешь сожительствовать с ним… Вот и становится он нагыне, гражданским мужем. У этой горячей головы нет жены, которая могла уличить нас в любовной связи… Конечно, он приходит тайно, оглядываясь на сына и невестку, но относится ко мне хорошо… Мне этого достаточно. Он же всего лишь нагыне, — закончил она, как бы оправдываясь.
Ее веки дрогнули, когда она украдкой бросила взгляд рамку с фотографией. «Может быть, вспомнила мужа, с которым жила так счастливо?» — подумалось мне. Вдруг тетушка, словно ей пришла в голову какая-то мысль, подтянула к себе зеркало и начала наносить на лицо крем.
— Прошло десять лет с тех пор, как я приехала в незнакомую страну. Все это время я жила одна, поэтому теперь я хоть червю рада помочь. Да и как не помочь тому, кто сам протянул руку за помощью… — задумчиво произнесла она и стала хлопать себя по щекам. Я хотела приободрить ее, но так и не нашла нужных слов. Потом она, кряхтя, встала, переоделась в ночную рубашку, расстелила одеяло и легла.
Я устроилась рядом с ней. Она поправила одеяло и стала расспрашивать меня о том, вернусь ли я на родину, есть ли человек, к кому я могла бы пойти, кто смог бы помочь мне, получила ли я регистрационную карточку иностранца. Но я не сумела дать ей ни одного ответа. Сообразив, что я не стану говорить, она глубоко вздохнула и сказала:
— Контроль за регистрацией теперь штука серьезная, что ты собираешься делать? Если надумала бежать, надо было хорошо подготовиться, прежде чем уходить. Как можно было уйти так — почти голой…
— …
— Ты же не намереваешься вернуться к мужу?
— Нет, — ответила я решительно.
— Правильно, если бы ты думала возвратиться, то и не ушла бы в первую очередь, — согласилась тетушка и замолчала.
— Извините… у меня есть просьба.
— Что за просьба?
— Мне надо найти работу. Желательно — подальше отсюда.
— Верно. Так и сделаем. Вот что, для начала ты отдохни несколько дней, а там вместе обдумаем ситуацию.
Она получше закуталась в одеяло и прикрыла глаза. Вероятно, работа у нее была не из легких и порядком выматывала ее, потому что прошло не так много времени, как тетушка захрапела. Я прижалась лицом к ее плечу. От нее исходил слабый аромат: на память пришла баня Чхонсудон. Я вспомнила, как после обеда мы с Ёнок частенько лежали рядышком, болтая обо всем на свете. Неожиданно для себя я поняла, что я скучаю по резкому запаху мыла и масла.
Передо мной возник образ Ёнок, но на него тут же наложилось лицо младшего брата мужа. Я подумала, что они наверняка уже встретились. Муж, возможно, успел позвонить брату, а тот обязательно попытается узнать у Ёнок, куда я могла отправиться. Какое-то время придется воздержаться от звонков Ёнок или кому-либо другому.
Я вспомнила его голос. В моем воображении он пытался мне что-то сообщить. Но сколько бы я ни прислушивалась в надежде, что он подскажет мне путь, которому я должна следовать, или назовет день, когда мы с ним встретимся, я ничего не слышала.
Я силилась вспомнить его лицо. Однако в сознании не отыскалось ни одной ясной картинки. Просто смутный облик некоего мужчины, который то складывался из случайных черт, то снова растворялся. Только мне показалось, что образ стал постепенно проясняться, как вдруг он превратился в младшего брата мужа. На его лице застыло то самое выражение, которое я видела тогда, у лагерстремии, когда я вручала ему номер телефона Ёнок. Чем отчаяннее я старалась воскресить в памяти его черты, тем чаще они подменялись чертами младшего брата мужа. Я тряхнула головой. Теперь мы с братом мужа стали совершенно чужими людьми. Я закрыла глаза, стирая из мыслей его образ.
Внезапно мышцы в нижней части живота точно стянуло жгутом. Боль, зародившаяся внизу, прострелила поясницу и плечи, добралась до макушки. До сих пор со мной не случалось подобного. Было такое ощущение, что низ живота скрутило узлом. Приступы происходили с равными промежутками времени, и я с сомнением поглядела на тетушку, размышляя, стоит ли мне ее будить. Она спала мертвым сном, изредка нарушая тишину храпом. Я погладила живот. Боль постепенно стихла.
Я решила думать только о будущей работе. «Я стану счастливой. Встречу его и смогу вместе с ним вернуться на родину, — повторяла я точно как в день отъезда из Яньцзи. — Я стану счастливой». Я снова и снова шептала эти слова. Теперь я должна только надеяться и ждать. Но мои мечты — мой милый малыш слабел с каждым днем. Счастье не принадлежит тебе, оно не приходит только потому, что ты его ждешь. Нить накаливания стоваттной лампочки дрожала, давая мутный свет.
