— Вы сказали, что вы родом из Чхончхунь, помните? Родина моей матери тоже…
— Да, верно, припоминаю, — перебила она меня. — Но что ты здесь делаешь? — с недоумением спросила она.
Только теперь она прекратила попытки высвободить свою руку и крепко сжала мою ладонь. Слезы, сдерживаемые до сих пор, брызнули из моих глаз.
— Ох, да ты совсем синяя от холода, точно кимчхи из лука. Скорее заходи. Сначала хотя бы согреешься. Ты совсем замерзла.
Суетливо огладив мои щеки, она втащила меня во двор. Мы пересекли кухню и вошли в комнату. Пока я в нерешительности застыла на пороге, она вытащила одеяло и, заставив меня сесть, накрыла им. От мягкого тепла мое тело расслабилось, ожило, как сережки ивы, распустившиеся за ночь. Тут какой-то мужчина позвал мою знакомую из другой комнаты. Женщина ушла, и тут же за дверями послышались возбужденные голоса. Судя по тому, что мне удалось разобрать, супруги поспорили: он говорил, что нельзя бездумно впускать незнакомого человека, а она намекнула, что я ее соотечественница, и попросила не вмешиваться. Дрожа от страха и тревоги, я спряталась под одеялом.
Холод, с которым я боролась всю ночь, нащупав слабину, вонзил в меня свои когти. То мои уши горели так, словно на них вылили расплавленный металл, то все тело обдувало ледяным ветром. В этой пытке холодом и огнем мое сознание начало ускользать. В глазах потемнело, и в этой темноте закружили вихри. В какой-то момент все пропало, точно оборвалась нить, связывавшая меня с реальностью. Я провалилась во мрак, который был чернее самой глубокой ночи.
Как долго я спала? Едва продрав глаза, я снова впадала в глубокий сон. Иногда мне казалось, что я просыпаюсь, но и это чувство было всего лишь частью сна. В такие минуты я ощущала чье-то присутствие, мне чудилось, что кто-то гладит меня по волосам. А порой я слышала шум застолья и речь пирующих, угощавших друг друга водкой.
Проснулась я как от толчка и, даже не успев открыть глаза, испуганно ощупала свое тело, начиная с запястий. И руки и ноги ничто не стягивало, но ощущение провода, туго связывавшего мои запястья, было таким ярким, что я не сразу осознала, что свободна. Двери открылись, комнату затопило светом. Я непроизвольно зажмурилась. Чуть приоткрыв веки, я глянула в сторону двери. В проеме, держа в руках лампу, стояла женщина. Про себя я решила обращаться к ней «тетушка».
— Я уже собиралась убирать труп, а ты, оказывается, вполне себе живая, — с ласковой улыбкой пошутила она. — Ты спала как убитая.
Я хотела привстать, но спина была мокрой от пота, точно меня водой облили, голова кружилась. Прислонившись затылком к стене, я с трудом села. Тетя включила электрическую лампу и сунула руку под одеяло.
— Теперь я вижу, что зря беспокоилась. — Она продолжала улыбаться. — В комнате тепло?
Она пододвинула в мою сторону маленький обеденный столик. На нем стояла белая тарелка с жидкой кашей. Я покачала головой. Во рту пересохло, а горло будто наждачкой натерли, — я сомневалась, что смогу проглотить хоть кусочек.
— Тогда попей воды, — мягко предложила она.
Придерживая меня за спину, она помогла мне напиться. Я умирала от жажды, но даже глотнуть воды стало для меня испытанием.
— Я добавила в кашу моллюсков. Такое блюдо мы обычно подаем гостям, но в этот раз я положила побольше морепродуктов, так что не спорь и ешь. Я быстро приберусь и приду. Когда я вернусь, тарелка должна быть чиста, ясно?
Не поднимая головы, я молча кивнула в знак согласия. Она тоже больше ничего не сказала — погладила меня по спине и вышла из комнаты. Я подумала, что мне действительно не помешает набраться сил, и зачерпнула ложкой немного каши. Но стоило мне распробовать вкус, как рот наполнился кислой слюной. Опустив ложку, я отодвинула от себя обеденный столик. Сквозь дверные щели доносился стук тарелок, перезвон ложек.
Отбросив одеяло, я встала с кровати и осмотрелась. Обстановка в комнате была самой простой. Некоторые вещи выглядели такими потрепанными, что могло создаться впечатление, что их нашли среди хлама в помойке. На столике, рядом с аккуратно расставленной косметикой и прочими личными вещами, стояла небольшая рамка с фотографией. Я решила, что это тетин портрет времен молодости. Девушка была одета в красивое цветастое платье с узорами из лилий, а на ее грудь спускались две длинные косы. В этой юной красавице сложно было узнать мою хозяйку. Почти детское лицо со стыдливой улыбкой — на нем еще не оставили свои отпечатки трудности и время. Взяв рамку с фотографией, я погладила лицо, запечатленное на ней.
— Мне было девятнадцать или двадцать лет, когда делали этот снимок, я как раз только вышла замуж. — Тетя, незаметно проскользнувшая в комнату, села рядом со мной.
Поставив рамку на место, я обернулась к ней. Видимо, она только что умылась — с волос падали капли воды.
— Вы очень красивая.
— Да, я была красивой тогда. Но, как говорится, красота цветка живет не больше десяти дней. Те годы были для меня золотыми: я находилась в расцвете молодости. Сейчас-то я постарела, — с грустью заметила она.
— Зачем вы так говорите? — поспешила я успокоить ее. — Вы и сейчас красивая.
— Ой-ёй-ёй, раз ты способна говорить комплименты, значит, точно пришла в себя. — Она сдержанно улыбнулась, мельком взглянув на фотографию.
— Тогда мой муж жил, не зная никого, кроме меня, — точно мужчины ханьцы. Зимой он приносил мне воду, чтобы полоскать горло и мыть посуду, ходил на рынок, расчесывал мне волосы, стриг ногти, помогал одеваться…
— Вы, наверно, жили в полной гармонии, — сказала я.
— Да, но что хорошего в этом? Счастье длилось очень недолго. Не знаю, что на него нашло, но он отказался бросать бизнес в России. Конечно, надо признать, что в те годы в России можно было сколотить хороший капитал. Он, правда, не забывал обо мне: писал письма или звонил и говорил, чтобы я не перетруждалась. В последний раз он пообещал, вернувшись, купить дом, новый телевизор и кольцо для меня, — мне ли было выражать недовольство? Я с нетерпением ждала его, думая, что он возвратится вскорости после того разговора, но потом вдруг от него перестали приходить сообщения. Полгода, а может и больше, я страдала от неизвестности, подозревая, что он увлекся какой-нибудь женщиной или растратил все деньги. Я просто ждала его, что мне еще оставалось. А позже выяснилось, что он погиб. Как мне сказали, его зарезали в стычке с российскими бандитами. Это было как гром среди ясного неба. Я даже не видела его тела. До сих пор мне не верится, что он умер.
В ее спокойном и тихом голосе звучали слезы. Тут она встряхнулась и, быстро оглянувшись, остановила взгляд на отодвинутой в угол чашке.
— Ты даже не притронулась, — укорила она.
— Я поем чуть позже, — успокоила я ее.
— Тебе надо хорошо поесть и восстановить силы. Вдали от родины никому нельзя верить, кроме своего тела. Завтра я приготовлю для тебя кое-что особенное. Между прочим, я неплохо готовлю, поэтому меня и взяли на работу в ресторан. Даже квобо-урёу[48] могу приготовить с закрытыми глазами, так что, если захочется чего-нибудь, говори, не стесняйся, — весело сказала она.
