Если бы люди отдавали другим то, чем их наградил Он, если бы не требовали за это платы, а щедро делились своими способностями, своим даром, то у всех было бы все, но не из-за равенства, а из-за взаимопомощи.
Помню, я лежала совершенно потрясенная простотой этой истины и ее светом.
Конечно, благословенно то неравенство, которое подвигает людей на помощь друг другу и на щедрый дар от одного к другому! Действительно, если бы каждый делился с другими тем, что получил в дар при рождении, у всех было бы все, но не завоеванное, не отнятое, не купленное, а полученное в дар теперь уже от людей.
Каждый знает, что дарить приятней, чем получать подарки, даже если дарил всего раз в жизни. Но только дарить нужно, не ожидая благодарности, просто от души, потому что у тебя есть, а другому нужно. Дар совсем не обязательно материальный, это может быть просто улыбка, добрый взгляд, благое пожелание. Если тебе пока трудно отдавать большее, дари хотя бы это. Только не жди ответного дара, потому что ожидаемый подарок не дар вовсе, а простая мзда.
Я привыкла, что любой священник твердит о смирении, о любви к нам Господа, о необходимости терпеть, ожидала услышать слова утешения, а услышала иное: достойно уйти не менее важно, чем достойно прожить жизнь.
Сначала была просто ответная благодарность: помочь достойно уйти тоже задача не из легких и как раз для ксендза. Но потом услышала:
– Слава Богу, есть смерть, чтоб мы могли узнать больше.
Ян Твардовский день за днем, встреча за встречей внушал мне, что не наказание это вовсе – физическая боль и мои страдания, даже не испытание. Это отвлекает меня от суеты, заставляет думать о вечном, помогает прийти к Богу душой, а не потому что «так надо».
– Не бывает неизбранных. Если мы живем на Земле, значит, мы избраны Им для жизни. Только нужно понять, к чему каждый годен, а еще научиться радоваться каждой малости.
Я жалела только об одном: что не встретила этого человека раньше.
– Если выздоровею, буду петь только в храме.
Отец Твардовский смотрел на меня теплыми, все понимающими глазами и привычно улыбался.
– Пой сейчас.
Я горько усмехнулась:
– Не могу, мне с постели не встать, сил нет.
– Я не зову на сцену, пой для себя, душой пой.
– А… что петь? – Я почувствовала, что ни одна песня моего репертуара, как бы ни была проникновенна, не подходит.
– Найди то, что тебя трогает, и напевай.
После ухода отца Твардовского на столике осталась лежать Псалтирь. Псалмы Давида… Я читала их бабушке, когда она уже плохо видела, но читала глазами и языком, не душой. Об этом говорила и бабушка:
– Ты услышь, услышь, что читаешь.
Удивительно, но теперь, после бесед с отцом Твардовским, псалмы «зазвучали», это вдруг оказались не просто буквы, собранные в слова, не просто слова, сложенные во фразы, а откровения, которые словно давались лично мне Им.
За псалмами последовал Гимн любви апостола Павла, а потом молитва «Отче наш».
Я уже не могу сидеть у пианино, нет сил, не могу писать, а диктовать кому-то, даже Збышеку, свои мысли не хочется, это совсем не то, что доверять бумаге. Кажется, стоит произнести вслух, и что-то потеряется, исчезнет нечто неуловимое, но очень-очень важное.
Написала последнее письмо Анечке в благодарность за присланные кассеты с новыми песнями, написанными специально для меня. Понимает ведь, что не будет никаких новых песен, но на расстоянии поддерживает, как может.
Больше писем уже не будет, последние силы я лучше потрачу на то, чтобы поговорить с ней мысленно. У нас с Анечкой Качалиной незримая связь за тысячи километров, связь духовная, для которой неважны расстояния и невозможность обмениваться письмами.
Как бы мне хотелось рассказать ей о своих «открытиях», она бы все поняла. Но писать об этом нельзя, да и на бумаге не то, нужно глаза в глаза. Не смогу…
А вот о главном своем решении сообщила. Это решение удивило маму и Збышека, но оно твердое. Я решила креститься в бабушкину веру, она была адвентисткой Седьмого Дня. Адвентисты, в отличие от других христиан, принимают крещение взрослыми, после совершеннолетия. Человек не должен выбирать Бога разумом, это была бы не вера, а холодный расчет. Но и получать веру готовой по решению родителей тоже нельзя. К вере нужно прийти душой, и неважно, сколько при этом будет лет.
Я пришла в сорок шесть. Печально, что уже совершенно без сил и в конце земной жизни.
Збигнев-старший католик, Збышек-младший выберет сам, душой, а не родительской волей.
А еще я не боюсь оставлять своих любимых людей, я знаю – они справятся и без меня. Збышек сильный и умный, он вырастит хорошего сына и поможет маме. Господь их не оставит.
Еще год назад, услышав страшный диагноз, я готова была кричать от отчаянья, грозить небесам кулаками:
– За что?!
За этот страшный год, лежа без сил, непохожая сама на себя, скрипя зубами от боли и бессилия, я многое поняла. Эти новые знания о себе, дорогих людях, о жизни вообще разительно отличаются от всего, что знала прежде. Неужели нужно было остановиться на краю, чтобы понять самое важное? Тогда Ян Твардовский прав: «Слава Богу, есть смерть, чтобы мы могли узнать больше…
Могу добавить другое:
– Дай Бог остальным понять самое важное задолго до края.
Благословляю остающихся. Мне будет нетрудно уйти, я готова…
Постскриптум
Анна Виктория Герман родилась 14 февраля 1936 года в городе Ургенч Узбекской ССР.
Ее предки были меннонитами (протестантизм), переехавшими из Германии на территорию России в конце XVIII века.
Отец Анны Евгений (Ойген) Герман был репрессирован в 1937 году и через год расстрелян. В 1957 году реабилитирован посмертно.
Репрессированы оказались и многие родственники – дед по отцу Фридрих Герман был осужден на пять лет лагерей, как священник, брат матери Вильмар Мартенс осужден также на пять лет лагерей, оба погибли; братья и сестры отца также прошли сталинские лагеря, все реабилитированы и проживали (проживают) в Германии.
Во время войны мать Анны Ирма Мартенс вышла замуж вторично за польского офицера Германа Бертнера, что позволило ей после войны увезти свою мать Анну Фризен и маленькую Аню в Польшу.
Начала учиться в школе Анна Герман в Советском Союзе, закончила школу в Польше.
В 1955 году поступила и в 1961 году окончила Вроцлавский университет по специальности геолог.
Еще во время учебы начала работать на эстраде, в 1962 году сдала квалификационный экзамен, став артисткой эстрады и получив стипендию на два месяца стажировки в Риме.
1963 год – Международный фестиваль в Сопоте, вторая премия за песню «Крики чаек».
