— Я не вмешивался, потому что думал, Стюарт любит тебя. Потом узнал, что ты выходишь замуж за другого. Я не мог поверить. Сам того не желая, я страдал. Мне было очень больно. Все это время я продолжал любить тебя. Так не должно было быть, поэтому я решил отомстить. Пойдем… — Он отошел, направляясь в коридор, и Герду охватила леденящая пустота. — Я отвезу тебя.
Комната бешено завращалась перед глазами. В этом адском круговороте Герда видела только его лицо.
— Нет! Нет… — Руки тянулись к нему в немой мольбе. — Нет, скажи это снова! Пожалуйста! Боже, я и думать не смела, что…
— Ты не веришь мне? Не веришь, что я ненавижу себя так же сильно, как ты, должно быть, ненавидишь меня после всего, что случилось? — Его голос срывался. — Ну тогда извини!
Герда, кусая губы, качала головой:
— Нет! Скажи еще раз. Ты страдал… Может, мне почудилось, но ты сказал, что… — Слова застряли в горле.
Джордан остолбенел. Герда жадно смотрела на него, и ей казалось, что она тонет в его глазах. Лицо напряглось в мучительной борьбе. Злоба и недоверчивость постепенно растворялись, уступая место испугу от осознания столь неожиданного счастья. Хотелось плакать и смеяться. Хотелось раствориться в этом пленительном свете любимых глаз. Не выдержав, Герда вскрикнула и бросилась в его объятия.
— Джордан, милый! — шептала она словно в забытьи, прижимаясь к нему со всей силой истосковавшегося по любви тела. — О, Джордан…
Дыхание перехватило, их губы слились в страстном безрассудстве поцелуя.
Время остановилось. Все исчезло, все умерло. Ничего не существовало, кроме безумного, неутолимого, всепоглощающего и всепрощающего желания.
Прошло шесть недель.
Герда сидела на освещенной лунным светом террасе старинного готического замка на берегу Рейна. Словно живая, в черной безмолвной бездне луна склонялась к земле своим огромным холодным серебряным ликом. Внизу у реки слабый ветерок раскачивал верхушки сосен, и казалось, что это великаны, боясь нарушить ночной покой, тихонько перешептываются между собой.
Теплые волны счастья снова и снова набегали на сердце, и на лице застыла по-детски глупая, счастливая улыбка. Сегодня утром Стюарт впервые за последние три года встал на ноги и сделал несколько шагов.
Всего лишь несколько неуверенных, болезненных шагов. В глазах боязнь ошибиться, поверить в чудо раньше времени. Но вот сердце не выдерживает, силы покидают его, и несколько пар рук любящих его людей подхватывают изнеможенного, пьяного от счастья Стюарта. Рэчел захлебывается в радостных рыданиях: «Я же говорила, все получится!»
— Да, любовь творит чудеса, — тихо заметил Джордан, склонившись к Герде. За две недели семейной жизни она уже привыкла, что муж читает ее мысли.
— Главное — верить.
Луна серебряным светом играла в его волосах. Герда почувствовала, как его рука нежно сжала ее ладонь, и на глаза как-то сами собой навернулись слезы благодарности и умиротворения.
— Теперь мы можем не переживать за них. Они счастливы, — чуть слышно произнес Джордан.
Герда кивнула, и опять все стало тихо.
— Скажи мне еще раз, — почти шепотом попросил Джордан.
— Что сказать? — хитро улыбнулась она, притворившись, что не понимает.
— Что любишь меня.
— Я тебя люблю.
Она почувствовала, как снова тонет в сильных, осторожно-нежных объятиях.
— Если бы я только мог выразить, как я люблю, когда ты это говоришь, — шептал Джордан, целуя ее волосы. — Просто хочется взять весь этот огромный мир и подарить тебе.
Герда посмотрела в его искрящиеся любовью глаза:
— Зачем? Мне достаточно тебя.
