София писала
«В черном закрытом платье она стояла наверху лестницы с выражением искусственного покоя на лице, за ее спиной притаились три мужские тени. Помимо впечатлений сестры, у Мишеля с первого взгляда родилось и собственное мнение об этой женщине. Он понял, что ей одиноко, герцогиня редко улыбается, а возможно, вообще не улыбается, значит, и не радуется, ее уставший вид подчеркивают пустые глаза. Все стало настолько очевидным, что Уваров немного потерялся. Нечто похожее на сострадание дрогнуло в его душе, тем не менее представился он сухо:
– Граф Уваров Михаил Аристархович.
– Что привело вас ко мне, сударь? – спросила она.
– Я бы хотел поговорить с вами наедине.
Ей стало любопытно, с какой целью пожаловал молодой человек, и она всего-то повернула голову – три мужские тени сразу отступили. Некоторое время герцогиня так и стояла профилем к Уварову, слушая удаляющиеся шаги, потом взгляд ее упал на гостя. Тот молчал, хозяйка поняла, что ей нужно спуститься к нему, а то он так и простоит немым. Спустилась, предложила:
– Прошу садиться, сударь.
Подойдя к креслу, Уваров не сел, а повернулся к ней. Пришлось сесть и герцогине в кресло напротив незваного гостя. Ее позабавили молчаливые указки, но внешне она своих чувств не проявила. Заметила, что начать ему трудно, посему сказала:
– Слушаю вас.
– Ваша светлость, я приехал познакомиться с вами, мы все же соседи.
– Очень мило с вашей стороны. Но лакей сказал, у вас спешное дело.
– Да, ваша светлость. Я приехал… – Уваров сглотнул, пересиливая волнение, и выпалил: – Я приехал просить руки вашей дочери Шарлотты.
И вспомнил слова сестры о странной женщине: надгробие. Ну, хоть бы что шевельнулось в ее лице, дабы определить отношение герцогини к предложению. Уваров мужественно выдержал окаменение хозяйки дома. Впрочем, он по дороге сюда проиграл в уме несколько вариантов предстоящего разговора и подготовил доводы, которые должны убедить ее отдать за него дочь. Появилось первое подтверждение, что она жива, – герцогиня опустила глаза и, растягивая слова, произнесла:
– Ваше предложение делает нам честь, сударь. А почему вы не во фраке?
Нечего сказать, отличный повод, предваряющий отказ! Но Уваров был готов к вопросу:
– Я не хотел обременять кого-либо просьбами сопровождать меня к вам, ваша светлость, приехал верхом. А фрак на лошади неуместен, вы не находите?
– Нахожу, – вздохнула она, слегка кивнув. – Вы видели мою дочь один раз и надумали жениться на ней. Не поспешно ли ваше решение?
И этот вопрос он предусмотрел:
– Я понимаю ваши опасения, но иной раз достаточно часа, чтоб составить мнение о человеке…
– А другой раз недостаточно половины жизни, чтобы распознать того, кто умело прикидывается сокровищем.
Слова ее прозвучали неким намеком. Уваров слушал, но не вслушивался в них, догадавшись, что она не настроена давать согласие. Он четко определил цель и ловил лишь возможность продолжить:
– Такова жизнь, ваша светлость, предусмотреть все ее повороты никому не дано.
– И я о том же. Ну а коль за дочерью я не дам приданого?
– Мое состояние позволяет не рассчитывать на приданое.
– О! – одобрительно произнесла она.
Неожиданно герцогиня подалась корпусом к нему, держась за подлокотники кресла и оттопырив локти в стороны. Сейчас она походила на ящера с остановившимся взглядом, который замер, чтобы не спугнуть добычу. Взгляд не давал полного представления о настроении ее светлости, Уваров напрягся, ожидая, что его сейчас попросят уйти, а она, кажется, похвалила:
– Вы бескорыстны, сударь? Редкое качество. Но вы ее совсем не знаете. Впрочем, как и она вас.
– Ежели вы отдадите за меня Шарлотту, у нас будет много времени узнать друг друга.
Черты ее смягчились, про себя Уваров торжествовал победу.
– Я не готова дать вам ответ, – произнесла герцогиня, приняв прежнюю позу.
Уваров понимал мать, которой предстояло расстаться с дочерью, разумеется, она обеспокоена, в чьи руки попадет девушка.
– Вас, должно быть, смущает мое внезапное предложение. Но вы, ваша светлость, не сомневайтесь в моей порядочности, род Уваровых пока еще не запятнал чести, я надеюсь продолжить сию традицию.
– А я не сомневаюсь в вас, сударь, но действительно не готова дать ответ. Не мешает узнать, что думает по сему поводу дочь.
– Так позовите ее, – не требовательно, скорее робко попросил он. – Пусть она скажет мне и вам.
– Простите, сударь, но невозможно.
Она встала, давая понять, что ему пора уходить.
– Когда вы позволите приехать за ответом? – спросил он.
– Как-нибудь… на днях.
Мишель молча поклонился и пошел к выходу. Его остановил голос герцогини, которая стояла к нему спиной:
– Сударь! Вы мне нравитесь.
– Благодарю вас, ваша светлость.
– Слава богу, вышел! – облегченно выдохнула Марго на дереве.
– А вы что же думали, его там съедят? – пробубнил Суров, глядя в трубу. – Судя по лицу Мишеля, прием был вежливым.
– Едемте за ним, – засуетилась Марго, когда брат поскакал обратно. – Уже сумерки, боюсь, на него нападет оборотень.
– Нельзя. Мишель услышит топот копыт, выждать придется.
– Все равно давайте спустимся, а то скоро совсем стемнеет.
Суров опять слезал первым, помогая ей.
– Александр Иванович, обещайте разузнать, зачем он ездил.
– Попытаюсь, но не обещаю.
– Как это не обещаете? Вы хотите, чтоб я умерла?
– Напротив, Маргарита Аристарховна, я желаю, чтобы вы жили долго и счастливо. Но… Не пытать же мне Мишеля!
– А хоть пытайте! – заявила она требовательно.
– Когда Мишель не захочет рассказать, никакие пытки не помогут. Только вы-то сами уж, пожалуйста, не приставайте к нему, а то он о многом догадается.
– Потому и прошу вас, что не могу допрашивать его, – спрыгнув к Сурову, ответила графиня.
В каминный зал пришли де ла Гра, фон Бэр и фон Левенвольде, которых, без сомнения, одолевало любопытство.
– Вели подать чаю сюда, а не в столовую, – сказала герцогиня племяннику.
В доме отсутствовал церемониал, потому сейчас чай принесла на подносе кухарка, хотя чаще подавал лакей. Действительно, слуг в усадьбе было мизерное количество, герцогиня отобрала прислугу давным-давно и с особой тщательностью. Кухарка и дворник (одновременно конюх) были мужем и женой, укрывались от закона, потому они и устроили ее – молчание с их стороны было гарантировано. В доме жила, помимо няньки, еще одна женщина, в обязанности которой входило поддерживать чистоту, да старый лакей – верный слуга. Чаепитие проходило в гробовом молчании, глава дома, казалось, забыла о недавнем визите.
