Но потом же ты сделал как надо! Разве преодоление собственного страха не есть подвиг?
Ирис молча следил за его переживаниями.
— Здорово она тебя, — нисколько не удивился живучести голема Федор. Сегодня его способность чему-либо удивляться себя уже исчерпала.
Ирис кивнул.
— Заживет само?
Голем кивнул снова.
— Тогда пошли, — мотнул головой Федор на просеку, прорубленную нейтролизатором.
Джип с пленницей исчез. Пропала и вторая женщина, размазанная по стене. Это Федор отметил, покосившись с внутренним ужасом на тротуар под большим кровавым пятном на штукатурке. Своих не бросаем, значит, подумал он. Мы тоже, милочка.
А потом все прочие мысли вылетели у него из головы.
Потому что он увидел неподвижного Шершня на черном от крови асфальте.
3
— Ясно, — подвел черту Николай Сергеевич. — Значит, вы их упустили.
— Я же говорю, одну — точно.
— Это же Тени, Федя, — устало ответил Николай Сергеевич. — Проявления высшей формы некроматерии. Знал бы ты, насколько живучи эти мрази. Но есть, конечно, и плюс. День-два у нас есть, пока они раны зализывают.
— Там было еще кое-что, — произнес после паузы Федор в явном сомнении. — Не знаю, почудилось мне или нет. Но по протоколу я же обязан….
— Продолжай, — насторожился Николай Сергеевич.
— Когда первую Тень завалили, над джипом возникло сияние такое фиолетовое. Не знаете, что такое, часом? Я подумал, это так Тени в лучший мир отправляются.
У Николая Сергеевича засосало под ложечкой. Желание махнуть двести грамм вернулось с новой остротой.
— Фиолетовое говоришь?
Он нащупал рукой табуретку и присел. Мысли его заметались.
— Да, Николай Сергеевич, — подтвердил Федор. — Повисело несколько секунд и исчезло. Когда та, вторая, из подъезда выбралась. Ирис, ну, голем, ничего пока сказать не может, а Шершень сами знаете где.
— Не знаю, Федь, — ляпнул Николай Сергеевич первое, что пришло в голову. Ему было необходимо подумать. Срочно. А потом выпить честно заработанные ночной нервотрепкой двести грамм. — Оставайся пока с Шершнем.
— А, — начал было Федор, но Николай Сергеевич уже сбросил звонок.
Он положил телефон на стол и обхватил голову руками.
Николай Сергеевич прекрасно знал причины странного сияния. Обычно оно предвещало скорое появление Наблюдателей. А это значило только одно: любимая Милена обвела его вокруг пальца, предала. Ее люди были там, у дома Тени. Они наблюдали за развитием событий, а когда убедились в том, что Тени ничего не грозит, оставили Шершня ей на растерзание.
Зачем?
Николай Сергеевич видел только объяснение.
Дрессировщица бенгальских тигров не желала расставаться со своим зоопарком.
Цена рабства
1
Оформление растянулось на полдня. То документы были еще не готовы, то инспектор ушел на обед, а потом как оказалось, уехал домой, то машины, взбунтовавшись, совершенно не желали заводиться. Олег переходил от надежды к злости, от решимости к жгучей ненависти, он умолял, бегал, кричал, а одному из водителей, самому неповоротливому и неторопливому, не удержавшись, заехал в ухо. В итоге, к вечеру, он окончательно измотался.
Машины ушли в семь часов вечера.
Олег смотрел, как они с урчанием выезжают за складские ворота на, казалось бы, всего час назад недоступную свободу, и испытывал ни с чем, ни сравнимое облегчение. Полное, отупляющее удовлетворение. Больше его не держало здесь ничего. Один день, думал он с восторгом. Я уложился в один маленький день! Сейчас приедет Толян с деньгами — и прощай дорогая моя столица!
Олег пока слабо представлял себе, чем займется на святой земле, но почему-то верил, что они с Толей что-нибудь придумают. Совершенно точно не пропадут. В конце-концов, мы совсем неплохо рисовали в детстве. В крайнем случае, иконы пойдем расписывать.
Он представил иконописца Толяна в рясе, и чуть было не рассмеялся. Впрочем, ничего смешного во всей ситуации не было. Скорее, это был отголосок начавшейся у него с утра легкой истерики.
Ирина, отказавшаяся ехать в Лавру одна, до сих пор сидела дома на собранных чемоданах. Нервничала, звонила. А ситуация уже приближалась к окончательному завершению.
Костя, старший терминальных брокеров, сосредоточенно курил рядом. На терминале Костя работал много лет и давно воспринимал свое дело, как обычную и сильно надоевшую работу.
Был он полный, упитанный дородный парень, который мог с упоением слопать в один присест полторта, а потом долго сетовать по поводу очередной, сведенной этим тортом на «нет», диеты.
Первый раз увидев Костю, Олег поразился. Такого остроумного, веселого и жизнерадостного человека он встречал всего раз-два в жизни.
Но сегодня Костя совсем не блистал. Он явно устал и клевал весь день уныло носом.
— Когда деньги-то будут? — поинтересовался он без особого интереса.
— Сейчас Толян привезет, — безмятежно ответил Олег, подняв голову к безоблачному небу.
— Когда у вас следующая? — спросил Костя.
— Знаешь, мы, наверное, сделаем перерыв, — ответил Олег. — Думаю, недельки три нас не будет.
— В отпуск собрались?
— Почти…
— Я тоже что-то замотался совсем, — признался Костя, щелчком отбрасывая бычок в сторону. Сегодня ему явно было не до красот природы и лета. — А Дембель, тот вообще, достал совсем.
— Что так?
— Да, сволочь он редкостная, просто. Боксер, с наглухо отбитой головой.
Дембелем звали высокого накачанного парня, коллегу Кости по терминальным будням. Самовлюбленный, наглый, считающий себя эталоном настоящей мужской красоты, он постоянно лез не в свое дело, уверенный, очевидно, что мир, на самом деле, крутится вокруг него, а не Солнца.
2
Черный «Ягуар» Дембеля, шурша резиной и опередив закрывающиеся складские ворота, скользнул на территорию.
— О, Боже, — простонал Костя, закатывая глаза. — Он же уже уехал. Что ж за день-то такой, хреновый?
Олег пожал плечами, внутренне напрягаясь. Дембель, как животное, за версту чувствовал слабину.
«Ягуар», конечно же, остановился рядом с Олеговой «Шкодой». Черное тонированное стекло мягко скользнуло вниз, выпуская из салона клубы характерно вонючего дыма. Дембель с травкой не расставался никогда.
— Олежек, — подчеркнуто радостно донеслось из машины, — какие люди!
— И тебе здорово, — буркнул Олег.
— Где так машину отрихтовал?
— Да, было дело…
