Он окинул взглядом Эрин и Никлауса, после чего посмотрел на Долорес, которая тихонько укачивала Мэгги.
– Вот и вы с Эрин стали подставкой для собственных маленьких мячиков. И уже в вашу задачу входит поднять их как можно выше с земли – добиться того, чтобы они вознеслись над сорняками жизни и научились летать.
По щеке Эрин скатилась маленькая слеза.
– Ты в порядке? – с тревогой спросил я.
Она тихонько хихикнула.
– Не то слово. Я просто подумала, что было бы неплохо и мне научиться гольфу, чтобы помогать потом нашим детишкам, когда они станут постарше.
– Не беспокойся, Шатци, – поспешил я с ответом. – Я непременно научу их – и тебя – всему, что знаю сам.
– Всему? – скептически переспросила Эрин. – А так ли уж это много, дорогой?
Отец расхохотался и хлопнул меня по плечу.
– Не беспокойся, Эрин, – подмигнул он. – Пусть Огаста научит тебя бить по мячу… а уж я потом расскажу, как посылать его по прямой.
Громкий голос отца разбудил детишек. Они открыли глазки в унисон и окончательно проснулись. У Никлауса глаза были голубые, а у Мэгги светло-карие. Затем оба оглянулись, методически исследуя окружающий мир – совсем как игроки перед новым раундом.
«Добро пожаловать в игру под названием «жизнь», – прошептал я. – Вы выбрали для этого удачный денек».
Эпилог
Отчасти гольф можно назвать игрой – но только отчасти. Это также религия и лихорадка, порок и мираж, страх и безумие, одержимость и радость, чума и очарование, болезнь и вдохновение, мечта и меланхолия, греза о прошлом и надежда на будущее.
New York Tribune (1916)
13 ноября 2001 года. Свершилось! Узри, мир: новое поколение Уиттов присоединилось этим утром к игре под названием «жизнь». И кто скажет, как высоко взлетят однажды их шары? Что-то мне подсказывает, что родители дадут им хорошую опору для взлета.
Мне же судьба щедро предоставила вторую, величайшую в моей жизни попытку. За эти восемь месяцев беременности я не только получил возможность заново стать отцом своему сыну, но и обрел в итоге двух замечательных внуков, которых намерен опекать с чисто отцовской заботой!
* * *
20 ноября 2001 года. Эрин говорит, что теперь мой черед писать на карточках для гольфа. Если честно, слова на них нравятся мне куда больше, чем цифры, безжалостно регистрирующие мой счет… Для меня это не так унизительно.
Сегодня у нас знаменательный день. С бумажной волокитой покончено, и Мэгги может официально считаться нашей дочкой! Завтра мы забираем обоих малышей домой. Эрин быстро поправляется после операции. Быть матерью для нее так же естественно, как для птицы – летать. Я вижу, что в душе она просто парит.
Всю последнюю неделю я буквально разрывался между лечением животных, посещением больницы и подготовкой дома к приему сразу двух малышей. Вдобавок, Эрин пока не в курсе, что я организую для нее еще один праздник подарков (ведь на второго-то ребенка мы не рассчитывали!). С планированием мероприятия мне помогает Стейси. Праздник состоится у нас дома в следующий понедельник. Остальным мужьям тоже придется поучаствовать в этом веселье (разве что они предпочтут пропустить такое событие, как футбол на моем новеньком огромном телевизоре).
* * *
14 февраля 2002 года. Когда Джесс умерла, я уверовал в то, что истинное счастье для меня осталось в прошлом. Разве смогу я полюбить кого-нибудь еще? И разве сможет кто-то проникнуться ко мне настоящим чувством? И вот сегодня, в годовщину моей помолвки с Джессалин, Долорес помогла мне ответить на оба эти вопроса, согласившись выйти за меня замуж. Кто бы мог подумать, что у меня вновь появится шанс стать мужем? Этим я обязан не кому-нибудь, а Огасте: это он оставил меня с Долорес на поле для гольфа, прозрачно намекнув, что жизнь следует прежде всего прожить.
Получив от меня предложение руки и сердца, Долорес задала практически те же вопросы, что когда-то Джессалин: буду ли я любить ее до самой смерти и станет ли она для меня дороже всего – даже дороже гольфа? На оба эти вопроса я с чистым сердцем ответил «да»! Это не значит, что мои чувства к Джесс окончательно угасли – я по-прежнему люблю ее. Однако любовь к Долорес не менее реальна. Она-то и позволила мне заполнить ту пустоту, которая образовалась в душе после смерти жены.
Такое чувство, будто я выбрался наконец из дремучей чащобы и вновь могу шагать по фервеям чудесной жизни.
* * *
19 февраля 2005 года. События этого дня пробудили во мне множество давних воспоминаний. Такое чувство, будто все это я уже пережил когда-то. Вернувшись домой с работы, я обнаружил, что детишки в полном одиночестве сидят в гостиной, перед экраном телевизора. Мне они сказали, что мама ушла в ванную комнату и еще не выходила оттуда. Мне не надо было объяснять, что это значит. Добравшись до уборной и услышав всхлипывания, я решительно распахнул дверь. Эрин сидела на полу, прислонившись спиной к батарее. В руках она держала тест на беременность. Мы уже три года пытались зачать еще одного ребенка, и каждый месяц, возвращаясь с работы, я находил жену в ванной: она горько оплакивала свою неспособность забеременеть еще раз. Доктора предупреждали, что после операции, которую ей пришлось перенести при рождении Ника, у нас могут быть проблемы с зачатием, но мы не сдавались.
Сердце у меня упало, но Эрин, улыбнувшись, протянула мне тест. «Положительный», – прошептал я, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Я опустился на пол рядом с женой и крепко ее обнял.
* * *
13 ноября 2008 года. С днем рождения двух моих старших детишек! В этот год мы не устраивали особого торжества, однако день все равно выдался замечательным.
Мэгги с ее чудесными белокурыми локонами уже была в курсе того, что мы с Эрин – приемные родители. Девочку это ничуть не расстроило, ведь мы объяснили ей, что в этой ситуации она только выиграла, получив не одну, а сразу двух любящих мам. Мы сказали, что родная мать отдала ее нам, поскольку очень любила, и что сами мы любим ее так же сильно, как Никлауса и Софи. И все же время от времени она спрашивала нас о своей родной матери. И вот сегодня Магнолия Стил присоединилась к нам за праздничным ужином. Мэгги была просто в восторге. Крепко обняв женщину, благодаря которой появилась на свет, девочка поблагодарила ее за то, что она нашла ей «лучших в мире папочку и мамочку».
Мое сердце до сих пор тает.
Сама Магнолия превратилась в настоящую красавицу. В этом году она закончила не что-нибудь, а Принстонский университет! Думаю, моя мать на небесах не смогла сдержать улыбки. С Магнолией приехал ее жених по имени Трой Баум.
– Да ты, должно быть, шутишь? – спросил я, когда она представила его нам. – Его и правда так зовут?
Но Магнолия не шутила.
– А ты знаешь, что на немецком означает «баум»? Дерево! Магнолия, у тебя и правда появился шанс стать деревом!
