Я долго думала над тем, сколько драматизма мне следует вложить в просьбу, и наконец решила: «А почему бы и нет? Как есть, так и есть».
И написала: «Дорогой Пэт, хочу нанять тебя для поисков одного человека. Это предсмертная просьба…»
На следующий день он возник у меня на пороге и предложил свои услуги бесплатно. Позже он сказал мне, что «предсмертную просьбу» даже не заметил. Просто хотел помочь мне всем, чем мог.
Надо сказать, что Пэт — душка. Его главный сыщицкий навык состоит в умении говорить с людьми. Он бы и кошку уговорил выйти из ящика, полного мышей. А еще он самый большой сквернослов и матерщинник из всех, кого я знаю.
«Я как раз сидел голыми яйцами прямо на асфальте!» — говорил он, объясняя, до какой степени у него не было денег в тот момент, когда один таблоид предложил ему миллион баксов за секретные подробности дела Симпсона.
Пэт отклонил предложение.
Он с глубоким презрением говорит о людях, которые высказывают свое мнение о Кейси Энтони, сидя дома перед компьютерами в грязном нижнем белье. Только описывает он их куда жестче.
Да, Пэт ужасно груб.
— Я либо заговорю ее, либо застращаю, — заверил меня Пэт, когда я рассказала ему о Барбаре. — Замучается у меня землю жрать, если не отдаст тебе эту чертову Библию!
И все же он ужасно мил.
Когда он звонил БАР-ба-ре впервые — ее поиск по базе данных занял у него минут пять, — то отошел от меня подальше, чтобы сохранить спокойствие и не заплакать, объясняя ей, в каком я состоянии.
Барбара со своей стороны не имела ни малейшего понятия о моем существовании.
И конечно, она ему не поверила.
Адвокаты досаждали ей всякого рода юридическими придирками, связанными с тяжбой о наследстве Паноса, и через десять лет после его смерти, ну она и решила, что наш звонок тоже из этой категории.
— Нет, мадам, — ответил Пэт. — Сьюзен не интересуется наследством. Ей не нужно от вас ничего, кроме информации о Паносе и его семейной Библии, если вы будете так любезны.
На том конце повесили трубку. Вскоре последовал звонок из Техаса — это звонил вставший на защиту Барбары старший брат по имени Джо.
Не стоит забывать, что Техас — совершенно особый штат, где очень силен бунтарский дух, и я думаю, что, будь у техасцев хотя бы полшанса, они давно бы уже откололись от США.
Техас так велик, что там есть своя энергосистема, одна из трех независимых энергосистем США: восточной, западной и техасской.
Так вот, у этого Джо был взрывной техасский темперамент. Однажды он даже судился с Паносом, собственным зятем. Вот до чего задиристые они там, в Техасе.
Джо осыпал нас с Пэтом отборными словечками, да так громко, с таким гнусавым акцентом, что у меня зазвенело в ушах.
— Слышал, вы достаете мою сестренку, — прогундосил он. Барбара, сообщил он, недавно перенесла сердечный приступ и инсульт. — А вы ее добить хотите. Мой приятель избирается на должность верховного прокурора, а я участвую в его кампании. Так вот он говорит, что на вас можно подать в суд за попытку довести человека до смерти. Я бы не советовал вам со мной судиться.
«Давай валяй!» — подумала я.
Джо продолжал гнусить насчет того, что Панос не мог делать детей после несчастного случая в начале шестидесятых, который оставил его стерильным. Но, скажи он даже, что Паносу отрезали пенис и запустили его в космос, я все равно продолжала бы верить в то, что он мой отец. Так что его угрозы меня нисколько не напугали.
И Пэта, разумеется, тоже.
Пэт еще поговорил с Джо, очень вежливо, пообещав прислать ему фотографии и копии документов, после которых тот наверняка изменит свое мнение.
— Чертов хилрод! — сказал Пэт, вешая трубку, — это была его собственная комбинация из «хилбилли» и «нимрод» (приятное сочетание качеств жлоба и говнюка).
В последующие дни заинтригованная Барбара несколько раз звонила Пэту, и он убедил ее встретиться с нами. Барбара не верила, что я — дочь Паноса, но была готова отдать мне Библию, если меня это утешит.
Несколько дней спустя я, Нэнси и Пэт полетели к ней в Ноксвилл, штат Теннесси, куда она только что переехала. Это был первый полет, который я провела в инвалидном кресле. Еще одна веха осталась позади.
Вспоминаю, как мы с Нэнси наперебой вышучивали эту почти мифическую женщину. Смеялись, как бы нам не пришлось, одевшись с ног до головы в черное, забраться в ее дом в поисках Библии, совершив тем самым грех, преступление и подвиг любви в одном флаконе.
И думаю, что из чувства благодарности мне придется стереть из памяти все, что я слышала плохого о Барбаре. Потому что она была добра.
В тот день Барбара пришла к нам в отель. Ее привезла туда в большом зеленом «мерседесе» ее компаньонка. Пэт помог ей подняться. Она опиралась на элегантную трость — единственное, что указывало на ее возраст, а ей несомненно перевалило за семьдесят.
У нее были темно-русые волосы, оттенявшие прозрачные голубые глаза. Безупречная кожа. Пахло от нее розами.
— Рада нашей встрече, — сказала она, садясь подле меня и беря мою почти безжизненную руку. — Как вы долетели?
В другой руке у нее была Библия.
Когда она заговорила о Паносе, ее голубые глаза расширились и взгляд стал мечтательным.
— Он и я, мы были как одно целое.
Она была необычайно красива.
И воспитанна. Не засыпала меня вопросами, не глазела. Пригласила нас отобедать вместе. По тому, как она выбрала в ресторане определенный столик и заказала блюда, не глядя в меню, я поняла, что она там постоянная клиентка.
Я подумала о том, как тяжело, наверное, было ей узнать, что мужчина, которого она считала только своим, имел когда-то другую жизнь. Она переехала в Ноксвилл, где никого не знала, и мне это показалось печальным и странным. Мне стало ее жаль.
В тот вечер она отдала мне Библию.
Вернувшись в отель, мы с Нэнси и Пэтом раскрыли ее. Нэнси первая сказала:
— По-моему, это не та Библия!
Нэнси описала нам свою семейную Библию — толстенный том на немецком языке, с крошащимися от старости страницами, у которого в доме была отдельная полка.
Библия, которую передала мне Барбара, выглядела новехонькой. Стандартного размера, на английском языке, в деревянной обложке, украшенной греческим православным крестом. Мы проверили год выпуска: «1957».
Тут Пэт вспомнил, что видел магазин религиозной литературы прямо рядом с отелем.
— Нас поимели! — заключил он. — Гребаные хилроды! — И снова завел свою песню на тему «я ее урою».
— Люди, успокойтесь, — сказала я. — Поговорим с ней завтра у нее дома.
Нэнси послала моим родственникам на Кипр сообщения, чтобы уточнить, как выглядела семейная Библия. Мой айфон запиликал перед рассветом. Это была Сулла. Нэнси поговорила с ней.
