Возвращаясь к аналогии с инструментом: если дитя может играть эмоциональную ноту так громко, так отчетливо, так чисто, оно должно бы повлиять на всех
в пределах ближайшего окружения. Они должны бы ответить такой же вибрацией, почему бы и нет?
Безусловно, эта гипотеза стоит того, чтобы ее проверить.
Глава 21
Старые новости
Выйдя, ни один из нас не отходит от дверной занавески больше чем на пару шагов – никто не желает упустить то, что произойдет дальше.
Я прижимаюсь к одной стене, Тима – к другой. Лукас и Ро стоят между нами, перед колышущейся тканью, и все мы вытягиваем шеи, ловя слова, что доносятся из комнаты.
Не издаем ни звука.
– В чем дело? Мыло кончилось или что? – Внезапно возникший перед нами Фортис хватает Ро за ухо.
– О! – протестующе вскрикивает Ро.
Но толку в том нет. Через несколько минут за нами захлопывается дверь студенческого жилища, и мы даже не успеваем перекинуться по дороге словечком.
Ванны на самом деле представляют просто старые деревянные бочки, выстроенные в ряд и разделенные пестрыми поношенными занавесками.
– Раздеваемся! – бодро кричит Ро.
– Моемся! – отвечает Тима.
– А ты не шутишь? – хохочет Ро.
– А ты воняешь, – безмятежно откликается Тима.
Лукас молчит. Скорее всего, уже погрузился в воду с головой, просто затем, чтобы не слышать Ро. Мне бы тоже хотелось отключиться от всего этого.
Но я не могу.
Однако вода горячая, и я, прислонившись затылком к грубому деревянному краю «ванны», пытаюсь вспомнить, когда в последний раз была чистой.
До посадки на корабль.
До того, как началась атака на Идиллию.
До того, как умер Епископ и вернулся Фортис.
Эта мысль заставляет меня с плеском выпрямиться.
– Дол? Ты в порядке?
– Конечно. Да. Все нормально.
Я снова откидываюсь, закрываю глаза и тянусь мыслью наружу. Нащупываю дорогу мимо нас четверых и возвращаюсь в школьное помещение. По всплеску хаотического внутреннего шума я знаю, когда приближаюсь… а потом внезапно вижу их.
Картинка никогда не бывала настолько отчетливой.
Лицом к лицу – Фортис и Биби. Между ними – только чайник.
Я вижу их с безупречной ясностью… и это нечто новое для меня. Как будто я стою прямо там, в комнате.
– Тебе незачем было тащить их сюда. – Голос Биби гремит, хоть он и старается сдерживаться.
– А почему нет? Твой собственный малыш там, в классе, только что сказал, что вы нас ждали. И я знаю, что слава нас опередила. – Фортис выглядит самодовольным.
– Конечно, колонисты ни о чем другом не говорят после вашего фокуса в Хоуле. Слухи распространяются как чума. В том числе и как приятно было бы твое возвращение. – Лицо Биби налито кровью.
– Почему ты не рад меня видеть, Уильям? Разве ты не хочешь, чтобы я тебя освободил? – Голос Фортиса звучит странно, он как будто насмехается над монахом.
– Нет. Я хочу, чтобы мое сердце продолжало биться, а голова оставалась на плечах, так что большое спасибо. Вернее, неспасибо тебе.
Фортис говорит укоризненно:
– Для монаха ты не слишком-то гостеприимен, Бибс. В особенности если учесть, что они просто дети. Дети, которые проделали долгий путь, чтобы оказаться здесь. – Фортис щелкает языком, и это звучит как насмешливая брань.
– С каких это пор ты изображаешь нянюшку, Фортис?
– Ну, вряд ли я нянюшка. Скорее родитель, если хорошо подумать. Как и ты. В конце концов, мы были там, когда осуществились планы. Ты, я, Янг, Эла.
Мое сердце отчаянно колотится. Я хватаюсь за края бочки, сосредоточиваясь на том, что слышу. И крепче зажмуриваю глаза.
Мне просто ничего другого не остается, кроме как слушать.
Следует долгое молчание.
Я вдруг осознаю, что сдерживаю дыхание. Потому что речь о нас. Они говорят о нас. О том, что осуществился план по нашему созданию. Я помню разговоры там, в Санта-Каталине, открытие, что мы родились не как обычные дети…
Что мы были созданы искусственно.
Сооружены, изготовлены.
Сотворены заранее, в ожидании прибытия Лордов, как будто имели непосредственное отношение ко всему этому…
Я могла бы выбросить сейчас из своего сознания этих двоих, но я слышу их спокойные деловитые голоса, и от этого у меня болит сердце…
– Нет, – говорит Биби. – Не может быть. Не те дети. Ты же не это хочешь сказать?
– Это.
– Невозможно. Проект «Человечество» не имел успеха. Жизнеспособных образцов не получилось.
– И все-таки они здесь. Четверо Детей Икон во плоти.
Я крепче прижимаюсь плечом к краю бочки.
Фортис продолжает:
– Я просто ищу небольшой помощи у старого друга. Или у семьи, можно сказать.
Он снова говорит, будто поддразнивает, но я знаю, что это не так. Фортис предельно серьезен.
В голосе Биби звучит недоверие.
– Если то, что ты говоришь, правда, то они не просто дети. Только не дети. Я не знаю, что они такое. – Он вдруг понижает голос, и мне приходится напрячься, чтобы расслышать. – До меня доходили слухи, да. О том, что случилось в Хоуле. Только я в это не верил. Просто не позволял себе действительно поверить в то, что Икона в Хоуле разрушена. Я бы не сумел принять то, что это означает… если это сделали они. – Биби качает головой. – Невообразимо. Та сила, которой они обладают. Те вещи, которые мы создали.
Вещи.
Вот что такое мы.
– Я же был там, в Хоуле, – злорадно говорит Фортис, он как будто наслаждается каждым мгновением, впитывает реакцию Биби. – Мы это сделали. Это более чем вообразимо и стоит того, чтобы верить. Так что поверь.
Следует настолько долгая пауза, что я думаю, разговор окончен… но потом слышу протяжный вздох. Я сосредоточиваюсь сильнее, проталкиваюсь сквозь пространство – и наконец снова вижу лицо.
Это Биби.
– Хорошо. Они могут здесь оставаться столько, сколько захотят. Но не ты, мерк.
– Ну, Уильям! Я уже начинаю думать, что тебе хочется сделать вид, будто мы и не работали в лаборатории бок о бок, а? В славные дни нашей юности?
– В то время я не догадывался, с какой крысой имею дело.
Так это ты крыса, Фортис?
Что же ты сделал?
Что ты делал и для кого ты это делал?
