А вот несчастный маркиз де Сен-Мар 12 сентября 1642 года взошёл на эшафот. Ему было тогда всего двадцать два года.
Главным сподвижником де Сен-Мара в задуманном им предприятии по устранению "тирана-кардинала" был его лучший друг тридцатипятилетний Франсуа-Огюст де Ту, у которого тоже были свои сугубо личные мотивы для ненависти к Ришелье. Этот человек был обезглавлен в тот же день[27].
Говорят, что, уже стоя перед палачом, господин де Ту спросил маркиза де Сен-Мара:
— Будет так, как вы сочтёте нужным, — последовал ответ.
И тут отец Малавалетт, исповедник де Сен-Мара, спросил, указав на господина де Ту:
— Да, — ответил тот, а потом продолжил, обратившись к де Сен-Мару: — Но вы отважнее меня, так, может быть, вы и покажете мне путь к славе?
— Увы, я открыл вам путь в бездну, — вздохнул де Сен-Мар, — и я пойду первым.
По свидетельствам очевидцев, палач был настолько стар и неловок, что ему потребовалось двенадцать ударов, чтобы отрубить голову несчастного де Сен-Мара. Народ, наблюдавший за казнью, рыдал…
Часть пятая
КОНЕЦ
А тем временем состояние здоровья кардинала и главного министра королевства резко ухудшилось, и он принял решение продиктовать завещание. В нём он просил похоронить его в новой, отстроенной по его распоряжению церкви Сорбонны. Практически все свои наличные средства[28]он завещал герцогине д’Эгийон (своей любимой племяннице Марии-Мадлен де Комбале). Герцогство и титул де Ришелье он решил передать своему внучатому племяннику Арману-Жану де Виньеро, внуку своей сестры Франсуазы. Он также подтвердил передачу принадлежащего ему кардинальского дворца в дар Людовику XIII. Всего завещание кардинала де Ришелье, соответствующим образом заверенное, составило шестнадцать с половиной страниц.
Осенью 1642 года он посетил лечебные воды в Бурбон-Ланси, и там, будучи уже совсем немощным от мучившей его болезни, он до последнего вздоха по нескольку часов в день диктовал секретарям всевозможные дипломатические наставления, распоряжения губернаторам провинций и даже приказы по армиям.
28 ноября наступило резкое ухудшение. В те дни кардинал признался в одном из писем:
"Этой ночью я жестоко страдал от ревматических болей. Врачи считают необходимым пустить кровь, правда, опасаются перерезать вены. Я в руках Господа…"
Как известно, кровопускание — это один из древнейших методов лечения, который был известен ещё до нашей эры. Смысл его заключается в том, что, выпуская некоторую часть крови из организма, врачи заставляли его вырабатывать новую кровь, то есть включать внутренние резервновосстановительные механизмы, что нередко улучшало общее состояние человека. Но в данном случае кровопускание не дало результата, а лишь до предела ослабило больного. Кардинал начал терять сознание, но каждый раз, приходя в себя, ещё пытался работать.
2 декабря умирающего навестил Людовик XIII, и они совещались о чём-то в течение нескольких часов.
— Сир, — слабым голосом сказал кардинал, — вот мы и прощаемся. Покидая Ваше Величество, я утешаю себя тем, что оставляю ваше королевство более могущественным, чем оно когда-либо было, в то время как все ваши враги повержены. Единственное, о чём я осмеливаюсь просить Ваше Величество за мои труды и мою службу — это продолжать удостаивать вашей благосклонностью и вашей защитой моих племянников и родных. Я дам им своё благословение лишь при условии, что они останутся преданы вам до конца.
Людовик XIII пообещал выполнить все просьбы умирающего и покинул его. По свидетельству Жедеона Таллеман де Рео, король вышел от кардинала "заметно повеселевшим".
После этого наш герой попросил честно сказать, сколько ему ещё осталось. Врачи отвечали уклончиво, и лишь один из них осмеливается сказать:
Памятник Людовику XIII в Париже
— Монсеньор, думаю, что в течение суток вы либо умрёте, либо встанете на ноги.
— Хорошо сказано… — прошептал кардинал и впал в забытье.
Ранним утром 4 декабря он принял последних посетителей — посланцев Анны Австрийской и Гастона Орлеанского, которые решили так заверить кардинала в своих якобы самых лучших чувствах. Появившаяся вслед за ними племянница Мари-Мадлен де Комбале, которой кардинал в 1638 году фактически купил герцогство д’Эгийон, со слезами на глазах стала рассказывать, что одной её знакомой монахине было видение, что он будет спасён рукой Всевышнего.
— Полноте, дорогая племянница, — ответил ей умирающий, — всё это смешно…
В тот же день, 4 декабря 1642 года, кардинал де Ришелье скончался.
Жедеон Таллеман де Рео констатирует:
"Говорят, что смерть он встретил весьма мужественно. Но Буаробер[29]утверждает, будто за два последних года своей жизни кардинал сделался донельзя щепетильным и не выносил ни малейшего двусмысленного слова. Он добавляет, что кюре церкви Святого Евстафия, с которым он об этом беседовал, отнюдь не говорил ему, что кардинал умер столь мужественно, как то растрезвонили. Жак Леско, епископ Шартрский, не раз повторял, что не знает за кардиналом ни малейшего греха. Клянусь, кто этому верит, может поверить и многому другому".
На другой день после смерти главного министра королевства король вызвал к себе Джулио Мазарини и известил его о том, что отныне он назначается главой Королевского совета. Губернаторам провинций и местным парламентам было разослано специальное уведомление, в котором говорилось:
"Богу угодно было призвать к себе кардинала де Ришелье. Я принял решение сохранять и поддерживать все установления его министерства, продолжать все проекты, выработанные при его участии, как во внешних, так и во внутренних делах, не внося в них никаких изменений. Я сохранил в моём Совете тех же людей, которые мне там уже служили, и пригласил к себе на службу кардинала Мазарини, в способностях и верности которого я имел возможность убедиться".
А ровно через пять месяцев умер и сам Людовик XIII, и королём стал маленький четырёхлетний мальчик, известный теперь как Людовик XIV. Реально же править во Франции начала Анна Австрийская, провозглашённая регентшей. Мечты её юности исполнились, и она теперь была совершенно свободна… Впрочем, рядом с ней уже находился Джулио Мазарини, тень кардинала де Ришелье, про которого наш герой частенько говорил, что, если бы ему нужно было обмануть дьявола, он прибегнул бы именно к его талантам.
