Выхватив из бортовой стойки «марлин», я передернул затвор, закинул на плечо подсумок с гранатами и рванулся следом за ребятами Ломова.
Коридор. Он заполнен дымом, и на палубе трупы, тофферы из экипажа, в масках и бронежилетах, из вооружения только пистолеты. Это «мясо», которое приняло первый удар и полегло.
Дальше. Выбитая клинкетная дверь, и в проеме еще один труп. Это уже вражеский абордажир. Развороченный пулями бронескаф, и в руках рейлган. Видимо, именно он подбил наших мехстрелков и не успел отступить.
Следующий коридор. И опять трупы. Два наших и пять вражеских. Здесь бойцы Ломова схлестнулись с противником в лоб, и дошло до рукопашной. У одного тоффера испачканный кровью острейший бебут из калерийской стали, если судить по синеватому оттенку и оттиску возле гарды в виде рун. А рядом с ним мертвый Петя Ревякин, десантник из второго отделения, и он сжимал штурмовой нож.
Поворот. Слева силуэты. Два человека. Скафандры не наши. Из кубрика выглядывают. Меня пока не заметили. И это просто отлично.
Очередь от бедра. Осколки шлемов разлетелись по переборкам, а тела свалились внутрь кубрика. Что там – потом разберемся. Из сумки гранату. Чеку долой. Раз-два. И круглая «РГН-бис» ушла вслед за трупами.
Прижался к переборке. Глухой взрыв! Тишина.
Рядом оказалась пара наших бойцов. Судя по эмблемам и номерам на скафандрах, из боцманской команды, и я кивнул на кубрик:
– Проверить!
Матросы остались, а я продолжил движение.
Пара поворотов – и просторный отсек. Наверное, дополнительное грузовое помещение. «Аргонавты» в другом конце отсека, возле запертого люка, пристраивали к нему вышибной заряд, и Ломов заорал:
– Бойся! Подрыв!
Люди и мехстрелки отскочили от люка и присели в углах. Я поступил так же, и командир абордажиров ударил по кнопке подрывной машинки.
Взрыв! По отсеку прокатилась ударная волна, и я едва не упал. Однако удержался, встал и, когда подскочил к люку, обнаружил, что его вынесло в следующий коридор. Хорошая работа. Одним махом проход пробили и свалили вражеских бойцов, которые ожидали нас с той стороны.
«Хорошо бы и дальше так продвигаться», – промелькнула мысль, и вместе с десантниками я направился к ходовому мостику эсминца.
Мы бежали по главному коридору, вступали в перестрелки и швыряли гранаты в боковые отнорки. Потеряли оставшихся мехстрелков и нескольких бойцов, но упрямо двигались вперед, и мне никак не удавалось вырваться в авангард. Десантники постоянно опережали меня, берегли, а на подступах к вражескому ГКП даже прижали к стене и заблокировали. Пришлось подчиниться, и, пока я был без движения, мой взгляд замер на привинченной к переборке бронзовой доске. На ней было название корабля и порт приписки: «Sydney», Royal-Ugana.
Понятно, эсминец называется «Сидней». Жаль, что не «Розалинда», подумал я и рывком высвободился из захвата десантника.
– Пусти!
Абордажир разжал руки, и я опять бросился вперед. Влетел на ходовой мостик вражеского корабля и оказался в гуще боя. Здесь огнестрельное оружие никто не применял. ГКП нужен всем – и нам, и тофферам. Поэтому в ход пошло холодное оружие и подручные средства.
– Берегись! – крикнул кто-то из десантников, и я присел.
Над головой просвистел лом, и, поднимаясь, стволом автомата я ударил в сторону противника. Бил наугад и попал. Ствол достал тоффера, крепкого жилистого мужика, в голову, пробил пластиковое забрало шлема и вонзился в глаз.
Резкий поворот автомата и рывок на себя. Тоффер закричал от дикой боли. Он потерял зрение, так как мушка вырвала ему глаз. А я еще и добавил. С ноги, прямым в грудь, а ботинки у меня, как и у десантников, тяжелые, с магнитными держателями, и он отлетел к стене. Там его и добили. А на меня бросился следующий противник, приземистый азиат с ножом. Только не добежал. Жора Ломов ударил его прикладом в шею и сломал тофферу позвонки.
Это был последний противник на ГКП, и я упал в кресло командира корабля.
Взгляд на часы. Захват отнял девять минут. И что происходило за пределами корабля, пока мы его захватывали? Пока неизвестно, но сейчас все прояснится.
К счастью, тофферы не заблокировали управление – то ли не успели, то ли надеялись удержать ГКП, и я смог с ним разобраться. Система подстроилась под меня, и на шлем пошла информация.
«Забияки» нигде не было, и в том месте, где он должен находиться, летали мелкие обломки и куски льда, замерзший воздух. Понятно. Фрегат погиб, а вместе с ним все комендоры и наши раненые. Простите, друзья. Не уберег вас и оставил на смерть. Но каяться и казниться буду потом. А сейчас смотрим дальше.
Атакованный «Забиякой» эсминец тоже не уцелел. Его не жаль – это враг. Хорошо артиллеристы поработали, славно.
Остальные вражеские корабли совершали маневры. Третий эсминец, крейсер и рейдер (по отметкам на экране локатора «Розалинда», «Самум» и «Кентавр») приближались к «Сиднею». А миноносец («Лапа Медведя») оттянулся в тыл. Тофферы сообразили, что произошло, и спешили на выручку своим собратьям. Пускай. Нам это и нужно. Лишь бы не расстреляли издалека. Только бы отыграть еще немного времени.
– Жора! – Я обернулся к Ломову.
– Слушаю. – Он вопросительно кивнул.
– Собирай своих бойцов. Сейчас нас штурмовать начнут.
– Как скоро?
– Семь-восемь минут. За этот срок ты должен организовать оборону и додавить сопротивление тофферов. Где они еще держатся?
– В реакторном отсеке и в нескольких кубриках.
– Вот и добивай сволочей.
– Сделаем.
Ломов махнул рукой своим бойцам:
– За мной, парни!
Рубка опустела. На ГКП только я и один из штурманов «Забияки» да трупы на палубе. Про движение мы могли не думать: реакторный отсек под контролем противника. Поэтому все, что нам оставалось, – ждать развития событий, надеяться на нерешительность противника и обороняться.
В этот момент на мониторе замигал значок в виде телефонной трубки. А затем появилась надпись: «Вызов с «Розалинды». На связи Обадия Ноймарк».
«Переговоры? Если так, то мы только «за». Можно и поговорить», – подумал я, нажимая клавишу приема, и опять увидел на экране вражеского командира.
В этот раз Обадия Ноймарк снял шлем, и я смог разглядеть его лицо. Разглядеть и запомнить, чтобы не упустить эту сволочь, если я выживу и судьба сведет нас вновь.
Человек как человек, пожилой блондин, приметных шрамов и родинок нет. Встретишь такого на улице и пройдешь мимо. Но было в нем нечто, выделяющее его среди других людей. На шее фрагмент татуировки в форме скорпионьего жала, выходящего к подбородку, а еще взгляд, уверенный и властный. Видимо, вражеский командир давно руководил людьми, легко отдавал приказы и не привык к сопротивлению.
