Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
– Ниц преклонись под ангельское пенье… – В голосе звучало ликование.
Вступили еще голоса:
– Святая ночь, божественная ночь…
На сцене, за младенцем Иисусом, возник хор. Человек пятьдесят, все черные, в сверкающих одеждах. Я даже не заметила, как они вышли. Теплый комок внутри стал расти, у меня перехватило дыхание.
– Святая ночь, божественная ночь!
Все это было так странно и нелепо, что я на секунду растерялась. Когда пение смолкло, я, можно сказать, испытала облегчение. Но музыка продолжалась. Надо было приготовиться к новой волне. Над сценой теперь висел цифровой экран со словами. Он словно возник сам собой, как и хор. По экрану бежали слова из красных точек:
ИБО ХРИСТОС ЗАВЕТ НЕСЕТ НАМ НОВЫЙ,
ЗАВЕТ ЛЮБВИ, МИЛОСЕРДИЯ ВЕСТЬ…
Зал тихо загудел. Это зрители вставали и принимались подпевать.
ОН СОКРУШАЕТ ЦЕПИ И ОКОВЫ, —
ВЧЕРАШНИЙ РАБ,
СТАЛ СВОБОДЕН ТЫ ДНЕСЬ!
Стоящие люди закрывали мне экран. Я тоже встала.
ВСЕХ ИСКУПИЛ
ОН ЖЕРТВОЙ ПРИНЕСЕННОЙ
И СМЕРТЬЮ СМЕРТЬ
СУМЕЛ ОН ПРЕВОЗМОЧЬ.
Весь зал поднял руки и раскачивал ими из стороны в сторону.
Кеннеди надела «бодунную» бандану.
– Что происходит? – спросила она, скосив глаза.
Я пихнула ее в бок.
И тут черная солистка, которая до этого пела не очень громко, скорее подпевала хору, внезапно вышла вперед.
– Христ-о-о-о-ос – Господь! – взревела она, и на табло вспыхнуло:
ОН – НАШ ГОСПОДЬ!
Все были так счастливы, так беззастенчиво религиозны – я вдруг поняла, что эти люди, которых мама называет «богомольными», на самом-то деле угнетены и только здесь, среди своих, чувствуют себя в безопасности и могут открыться. Дамы c торжественными прическами и в рождественских блузках выглядели очень славно и не стеснялись своего пения – их голоса вливались в общий хор. Кто-то запрокинул голову и даже закрыл глаза. Я подняла руки, чтобы понять, что все они чувствуют. Голова запрокинулась, и глаза закрылись.
ЛИКУЕТ МИР СПАСЕННЫЙ!
Я была младенцем Иисусом. Мама и папа – Марией и Иосифом. Копна соломы была моей больничной койкой. Вокруг стояли хирурги, врачи и сестры – когда я родилась и была вся синяя, они помогли мне выжить. Если бы не они, меня бы сейчас не было. Я ни с кем из них не знакома, не смогла бы узнать их в толпе, но они всю жизнь учились и работали, чтобы потом спасти мне жизнь. Это благодаря им я оказалась сейчас внутри огромной людской и музыкальной волны.
СВЯТАЯ НОЧЬ, БОЖЕСТВЕННАЯ НОЧЬ![22]
Кто-то меня стукнул.
– На, – Кеннеди протянула бандану, чтобы я вытерла слезы со щек. – Кончай грузить меня своим Иисусом.
Я не стала отвечать и снова запрокинула голову. Может, это и есть религия: когда бросаешься со скалы, надеясь, что тебя подхватит кто-то большой и заботливый. Даже не знаю, возможно ли такое – вдруг ощутить сразу все, да так сильно, что кажется, будто тебя сейчас разорвет. Я так люблю папу. Мне стало стыдно, что я вредничала в машине. Он просто пытался со мной поговорить, а я огрызалась, сама не знаю почему. Конечно, я вижу, что его не бывает дома. Я это годами вижу. Мне захотелось побежать домой и обнять папу, и попросить его не бросать нас надолго и не отсылать меня в «Чот», потому что я так сильно люблю его и маму, и наш дом, и Пломбира, и Кеннеди, и мистера Леви, что просто не могу уехать. Меня переполняла любовь ко всему на свете. Но в то же время я чувствовала себя как никогда одинокой и брошенной. Чувствовала, что никого у меня нет, но в то же время кто-то очень сильно меня любит.
На следующее утро нас разбудила мама Кеннеди.
– Эй, – сказала она. – В школу опоздаете.
Кинула нам несколько батончиков мюсли и пошла досыпать.
Было уже восемь пятнадцать. А Праздник мира начинался в восемь сорок пять. Я пулей оделась и побежала вниз по склону и по эстакаде, не останавливаясь. Кеннеди всегда опаздывает, а ее маме вообще все равно, так что она осталась есть хлопья и смотреть телик.
Я вбежала прямо в аппаратную, где мистер Кангана проводил с первоклашками генеральную репетицию.
– Я тут, – закричала я, размахивая сякухати. – Простите.
Малыши были такие миленькие в японских кимоно. Они все полезли на меня, как обезьянки.
За стеной мисс Гудиер объявила наш номер, и мы вышли. В спортзале было полно родителей с видеокамерами.
– А теперь, – сказала директор, – выступят первоклассники. Им аккомпанирует Би Брэнч из восьмого класса.
Первоклашки выстроились. Мистер Кангана подал мне знак, и я сыграла первые ноты. Дети запели.
Зусан, Зусан,
О-ха-на га на-га-ай но не
Со-йо ка-а-сан мо
На-га-ай но йо
У них здорово получалось петь хором. Кроме Хлои, у которой в то утро выпал первый зуб: она стояла столбом и засовывала язык в дырку, где он раньше рос. Мы взяли паузу, после которой надо было спеть песню по-английски и станцевать. Первоклашки запели и зашагали как слоны, сцепив руки и качая ими, словно хоботами.
– У тебя, слоненок,
Длинный-длинный нос!
– Да, сэр, и у мамы,
И у моей мамы
Тоже длинный нос!
И тут у меня возникло какое-то странное чувство. А потом я увидела маму – она стояла в дверях, на ней, как всегда, были огромные темные очки.
– А кого слоненок
Любит больше всех?
– Мамочку люблю я,
Вот кого люблю я
Больше-больше всех!
Я засмеялась, потому что знала – если мама увидит, что я пустила слезу, она на смех меня поднимет. Потом я опять посмотрела туда, где стояла мама. Но ее уже не было. Это был последний раз, когда я ее видела.
Пятница, 24 декабря
От доктора Джанеллы Куртц
Совету директоров
Настоящим довожу до вашего сведения, что я покидаю пост заведующего отделением психиатрии больницы «Мадрона Хилл». Я люблю свою работу. Люблю свой коллектив. Однако как психиатр Бернадетт Фокс, я вынуждена в свете трагических и загадочных событий, сопровождавших ее терапевтическую интервенцию, принять это решение. Благодарю вас за долгие годы совместной плодотворной работы.
Искренне ваша, доктор Джанелла Куртц
* * *
Отчет доктора Куртц о маминой интервенции
ПАЦИЕНТ: Бернадетт Фокс
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73