Книга Я стою у ресторана, замуж - поздно, cдохнуть - рано... - Эдвард Радзинский

Итак, жил-был художник Н. Не просто художник, а назовем его: ведущий художник Н., даже не так: руководящий художник Н.

Прославился он еще в тридцатые годы портретами славных стахановцев, изображениями наших великих строек.

Называл он себя тогда певцом рабочего класса, потомственным пролетарием, хотя злые языки утверждали, что происходил он из древнего дворянского рода и т. д., и т. п. На ушко даже рассказывали, что в двадцатых годах была у него некая тетка, чуть ли не бывшая фрейлина двора. Каковая воспитывала, одевала и обувала будущего пролетария. И рассказы сей тетки были исполнены интереснейших подробностей об амурных похождениях. Причем все с великими князьями, никак не меньше. К старости тетка пристрастилась к горячительным напиткам – и вот тогда язык ее окончательно развязался, и яркие подробности интимного быта кровавой династии вставали перед слушателями.

А к тому времени племянник уже сделал первые успехи на поприще. Но утихомирить тетку не было никакой возможности. И чтобы дело не приняло серьезного оборота, будущему певцу ударных строек пришлось принять меры.

Однажды к теткиному дому подкатила санитарная машина. Пьяненькую старушку вывели под белы руки и повезли в тот единственный дом, где даже в те годы можно было беспрепятственно рассказывать о своих амурах хоть с Александром Македонским.

В машине тетка вопила, проклинала племянника, доказывала, что она не сумасшедшая, призывала в свидетели многочисленных великих князей и Григория Распутина. А наш герой сидел рядом с психиатром и только молча и печально качал головой. Кстати, эта привычка молча, значительно, с некой печальной грустью покачивать головой – осталась у него на всю жизнь. И в сложные годы, когда часто требовалось говорить «да» или «нет», – он только грустно и значительно покачивал головой.

Вверх он двигался довольно быстро. В тридцатые годы, когда многие знаменитые художники покинули, так сказать, поприще (а в просторечии – сели или, куда похуже, «сыграли в жмура»), кто-то должен был прийти им на смену. Пришел он.

Именно тогда он открыл «правило жизни».

Каждую неделю он выдумывал нечто общественно полезное, точнее – совершенно бесполезное, но прикрытое полезными фразами. С этим он и направлялся в инстанции. И инстанции не смели не принять его ввиду полезных фраз. И он поднимался на «уровни», вступал в великие кабинеты, общался с глазу на глаз, устанавливал контакты. На любом мероприятии, отражавшемся в печати, была его фамилия. Он был всюду.

Так сформировалась его главная заповедь: «Главное – мелькать».

Он был остроумен и на высоких приемах всегда брал на себя роль шута. В этой роли ему прощались даже соленые шутки. Так однажды, во время некоего просмотра заграничного фильма, когда в кадре были только ноги голой женщины, пляшущей на столе, он удачно выкрикнул:

– Рамку!

За что был награжден тихим смехом Главного зрителя.

Был у него и смертельный враг, художник П., который так же, как он, рисовал домны и стахановцев и тоже считал себя рабочим певцом. В шестидесятых годах уже старый П. женился на молодой девушке со смешной фамилией Солома. П. ненавидел нашего героя и однажды буквально в лицо назвал его гофманским котом, которого гладят при всех режимах. Наш же герой только усмехнулся и ответил, что фраза малограмотна, и коли Гофман, то при чем тут режимы и какие это режимы? В завершение он сказал так:

– Ты мужик, П.! Простой и злой. С твоим характером долго не протянешь. И умрешь ты один, без друзей, без детей – где-нибудь на соломе, как и положено мужику!

Самое жуткое, что так и случилось. Причем точь-в-точь случилось. Видимо, наш герой действительно был гофманский кот-провидец.

В годы, о которых пойдет рассказ, кот сильно постарел, ему было за шестьдесят. У него была старая жена-ровесница и сын. Впрочем, о сыне потом. Жена его, происходившая из знаменитой семьи (фамильные бриллианты и проч.), была когда-то красива, а теперь стала просто мудра. Мудрая старая женщина, которая умеет прощать. Короче, вдвоем они составляли прекрасную и столь редкую в Союзе богатую буржуазную пару.

Под старость он стал особенно влюбчив, и жена ему абсолютно не мешала. И все стройные манекенщицы Дома моделей, все вульгарные эстрадные певички, маленькие актриски и прочие «мовешки» испытали бремя его страсти. Возлюбленным своим он, естественно, помогал: пробивал им квартиры, машины, хорошие зарплаты, удачную работу и т. д. Только денег никогда не давал. К старости, как все богатые люди, он стал болезненно жаден. И когда очередная девица хотела от него избавиться, она попросту просила у него денег взаймы. Так все шло – скучно и гладко – до шестидесяти пяти лет. Наш герой все поднимался вверх, всюду мелькал, всюду выступал, поучал, руководил, и так как он был циник, пройдоха, то руководил весело, как бы мимоходом. В общем, руководство его было другим не в тягость, а ему на пользу.

И вот в это-то время наш герой и влюбился.

Жена, как обычно, приготовилась ничего не замечать. Но вскоре ей доложили, что новая пассия толста, некрасива, но преступно молода. Это настораживало.

Затем пришло новое пугающее сообщение. Все прежние красавицы из кордебалета и Дома моделей получили отставку: встречался он теперь, как это ни странно, только с толстой уродиной.

Жена села в машину и поехала по адресу.