А Михаил орудовал на кухне, сам себе изумляясь. Надо же, как случилось. Не зря, наверное, черт толкал его под локоть. Девчонка примитивная, слаборазвитая, но так с ней легко. Хоть взлетай. Давно такого не испытывал. В нем сейчас созрело странное чувство, в нем была и жалость, и любопытство, и мужской интерес, не без этого. Без этого вообще мало что в жизни происходит. «Бедный мой подкидыш, сейчас я тебя накормлю», — мурлыкал он себе под нос, жаря здоровенные отбивные. А подкидыш в это время мирно спал. Конфеты, кофе, зеленый горошек, жареная картошка, ветчина. Ничего не забыл. Было уже почти все готово, когда он отправился будить Верку. Умиленно посмотрел на спящую парочку. Верка, сопящая на диване, выглядела самое большее лет на пятнадцать. Она сильно похудела в последнее время, острые коленки норовили прорвать джинсы, ключицы торчали в вырезе джемпера.
— Вера, вставай. Праздничный обед на подходе. Через пятнадцать минут жду к столу в соответствующем виде. Где у тебя скатерть?
Со сна она не сразу сообразила, потом посмотрела на него, на розы, улыбнулась. Копалась со сборами совсем недолго, пока он накрывал на стол. Появилась на кухне свежая, умытая, с прической, которая ей удивительно шла, в мини-платьице. Несмотря на школьный наряд, сразу преобразилась в женщину. Объемная грудь контрастировала с общей худобой, а из-под мини тянулись такие ножки, что у Михаила сразу произошло оживление в причинном месте, он даже от неожиданности быстро сел на табуретку.
Ну и ну, такого он еще не видел. Сразу Пушкин со своими бессмертными стихами вспомнился. А жалость и отцовские чувства улетучились без остатка. Появилась неловкость в общении, и Верка, зараза, это сразу просекла. Уж она-то знала, не он первый ловился на ее конечности. Бутылка хорошего коньяка выручила обоих. Беседа опять потекла непринужденно. Стол был красив, повар из Миши опытный. Степе тоже перепало, он сидел на кухне и жалобно крутил головой, клянча куски со стола и веселя компанию. Бутылка коньяка на двоих — доза относительная. Смотря как ее принять. На вечер, с хорошей закуской и в хорошей компании — это то, что надо. Разговор был ни о чем. О причудах своей биографии Верка даже не вспоминала. К исходу трапезы мысли обоих сосредоточились в одном направлении. Был уже глубокий вечер, Верка выспалась, а Михаил, подогретый коньяком и невиданным зрелищем — ногами редкого качества, а также присутствием молодой женщины, также чувствовал прилив сил. Они молча прокурсировали к дивану, где умудренный богатым опытом Миша опять был изумлен. Стоило ему дотронуться до вожделенных Веркиных ног, как она начала стонать, а когда без особых прелюдий она потянула его на себя, бормоча: «Давай скорее», Верку один за другим начали сотрясать оргазмы. Она кончала и кончала, хрипло вскрикивая и выгибаясь, даже мешая ему продолжить. Когда он, довольно быстро, не сдерживаясь, кончил сам, Веркиным оргазмам был потерян счет. Причем он их хорошо чувствовал, обмануть тут было невозможно. Ну и баба, в жизни такую не встречал, это надо же! Какой-то сгусток секса. Верка лежала розовая, глаза ее блестели, блаженная улыбка гуляла по лицу. Через полчаса все повторилось. Вспомнил молодость, желание его не покидало. К утру оба уснули, довольные собой и жизнью. Нежность висела над ними, как луна, озаряя все своим мягким светом. В квартире стоял запах свежести после уборки и секса, а может быть, любви. Хотя о ней не было сказано ни слова. Миша, страдавший обычно красноречием, во время сих бурных событий молчал, наверное, впервые в жизни, а Верка никогда не была склонна к разглагольствованиям в постели. Им было не до того.
Проснулся он рано, хватило трех часов сна после такой нагрузки. И теперь смотрел на спящую Верку. Заработал себе приключение на старости лет. Когда ехал сюда, он, конечно, не предполагал такого исхода. «А что ты, собственно, предполагал и зачем сюда приперся? Интерес к чужой тайне погнал? Какое тебе до нее дело, до этой тайны?» Веркина мордашка торчала из-под одеяла. Девка как девка, таких двенадцать на дюжину. Ширпотреб. Недоразвита, говорить с ней не о чем. Вульгарна. Он сам себя уговаривал. Но сердце сжимала жалость. Веркина неукротимость в сексе на него произвела впечатление — это несомненно, но сейчас чувства к ней были сродни отцовским. Хотелось опекать и воспитывать, хотя он и понимал всю пагубность этих намерений. Ей двадцать четыре года. Что тут уже делать? Решение пришло внезапно. Пока не проснулась, надо исчезнуть. Уйти по-английски. Неизвестно, что его ждет, когда она проснется. Интуиция подсказывала, что ничего хорошего. Он быстро умылся, оделся и закрыл за собой дверь, написав ни к чему не обязывающую записку: «Спасибо. Я тебе позвоню».
А Верка спала еще часа три, потом Степа стал будить, облизывая ей физиономию. Он деликатно не делал этого раньше, зато лужу в коридоре напустил. А теперь просил есть. Она не сразу вспомнила о вчерашнем дне. Покормила собаку, вернулась в комнату и тут заметила розы, а под ними записку. Удивилась, вспомнила. Ничего, для его возраста мужик еще вполне. Надо же, и откуда он взялся на ее голову? Впрочем, никаких раскаяний и сожалений Верка не испытывала, это было ей не свойственно. Продолжения тоже не ожидала. Ни к чему.
А он гнал в Москву. Настроение было хорошее, даже слишком. Нельзя сказать, что его жизнь была спокойной. Суета, быт. Четыре жены, двое детей… Хоть и жил один последние два года, но им всем от него всегда что-то было надо. Кому денег, кому внимания. Раньше, в эпоху дефицита, постоянно требовалось кого-нибудь куда-нибудь устроить, достать то шмотку, то мебель, то путевку, то лекарство. Бесчисленное множество дел. Он вертелся всю жизнь, как вентилятор, время от времени пытаясь выдернуть себя из розетки, но это ничего не давало, а только усложняло бытие. Новая жена со временем оказывалась еще требовательней прежней, а детей все равно приходилось тащить по жизни. Жены у Михаила были похожи друг на друга, и друзья удивлялись, зачем он их меняет. Умные, интеллигентные женщины, двое из них — кандидаты наук, хоть науки были разные. Планка в жизни у них была одинаковая, и они стремились ее держать. Его руками, естественно. Он признавал их правоту и старался, старался изо всех сил. Расставался с ними интеллигентно, тогда это уже вошло в моду в Москве, и в дальнейшем поддерживал отношения. Одна из них, правда, покинула его неожиданно и по собственной инициативе, совместных детей у них не было. И эту потерю он переживал больше всего. Теперь дети уже выросли, но забот не убавлялось. Бывают такие люди, которые всю жизнь ищут себе заботы. И он был такой. Вот Ирина-красотка бросила дочь — и все. Легко и просто.
Хотя, наверное, все же переживает, иначе бы не искала. Я бы так не смог. Вспомнил внука. Три года пацану, большой уже, соображать начал. Надо будет завтра заехать.
Как ни старался он отвлечься от мыслей о Верке, они все равно упорно лезли в голову. Черт, почему он так счастлив? Давно себя так не чувствовал. «Ночь с молодой женщиной благотворно действует на изношенный организм», — усмехнулся про себя. Еще распирала гордость самца. В грязь лицом не ударил, желание — как в двадцать лет. И сейчас бы занялся. Он уже сожалел, что уехал. Нет, все правильно, так и инфаркт можно заработать, хотя читал где-то недавно, что занятия сексом как раз-таки являются профилактикой инфаркта. Но, наверное, имелось в виду нечто более умеренное, во всяком случае — не Верка. Эта точно укатает. Ведро секса, оргазм ходячий. Надо же, уродилась. Интересно, это ей по наследству перепало такое счастье? Может, мамаша тоже такая, хотя и не похоже. Она вообще, несмотря на красоту, похожа на глыбу льда. Снежная королева. Стерва… Так в сумбурных рассуждениях и доехал до дому. Потом засосали проблемы, чему он был даже рад, потому что, стоило чуть-чуть освободиться от дел, как мысли о Верке начинали одолевать. Всю неделю ходил, аж лопатки чесались, явно крылья прорезаются. Чесались также и руки — позвонить. Сдерживался изо всех сил. В этой борьбе с собой он дожил до следующих выходных.
