– Но вы, как правило, ниже нас ростом. Как же на вас смотреть?
– Перестань дурачиться! Вот что ты сейчас делаешь?
– А что?
– Разговариваешь со мной снисходительно. А это и есть «смотреть свысока».
– А-а. Извини. Постараюсь взять другой тон – деловой, мы же партнеры, затем фамильярный, ведь мы на равных, далее… черт, какой еще-то? Да! Материться будем? А что? Мы же на равных.
– Перестань паясничать! Я вообще с тобой не хочу разговаривать. Никаким тоном. Понял? – надулась Татьяна, отвернувшись от Андрея.
Он обнял ее, привлек к себе, поцеловал, а потом поднял на руки и отнес в дом.
Утром они прощались с Дашей. Она уезжала с матерью и Станиславом в город. Татьяна собрала все Дашины вещи, уложила их в дорожную сумку, вынесла за ворота, где стоял «крайслер». Андрей сидел с Дашей на лавочке и просил ее почаще звонить, а также писать письма. Даша грустно обещала звонить и писать, а потом вдруг расплакалась, обняв отца за шею. Елена, сидевшая в машине, выглянула и нервно крикнула, чтобы Андрей прекратил травмировать ребенка.
– Андрей, – пищала она, – хватит уже этих мелодрам! Не на Луну же мы улетаем. Осенью приедешь, и будете видеться каждую неделю. Даша! Садись скорее в машину.
Даша подошла к Татьяне, стоящей возле калитки, взяла ее за руку.
– Тетя Таня, я вам напишу большое письмо. И вы тоже напишите, ладно?
– Напишу. Обязательно.
Она наклонилась, обняла девочку, поцеловала. Машина уехала, и Татьяна с Андреем как будто осиротели. И в самом деле осиротели. Пустоту, образовавшуюся после отъезда Даши, надо было чем-то заполнить. Татьяна предложила пойти на речку. Андрей согласился. Он решил после купания продолжить роспись. Татьяна видела, что внутренне он еще не готов к такой работе, но надеялась, что все со временем образуется.
Только они вышли за ворота, как столкнулись нос к носу с Инной, университетской подругой Татьяны.
– Таня! А я к тебе, как говорится, собственной персоной. Решила сама посмотреть, чего тут у вас для фельетона можно нарыть.
– Инка! Здравствуй, моя хорошая! – крикнула Татьяна, бросившись в объятия к полной шатенке в экстравагантном наряде. – Андрей, знакомься, это Инна, моя подруга по альма-матер.
– Очень приятно. – Андрей с улыбкой протянул руку Инне, которая с любопытством уставилась на симпатичного мужчину.
– Хм! А ты не говорила, что у тебя такой импозантный друг завелся, – кокетливо поправляя свои мальчишеские вихры, говорила Инна. – В альма-матер вышеупомянутой ты, кстати, в монашках долго ходила, а теперь, не прошло и…
– Инка, заткнись!
– Вас понял. Ладно, ребята, а угол-то у вас можно снять? Или отправите несчастного журналюгу в Дом крестьянина, на койко-место?
– Да ради Бога, Инна! Ты чего? Вон какой огромный дом, и почти весь в твоем распоряжении.
– Ну уж и весь, – скептически оглядела дом Инна. – Мне и чуланчик сойдет.
– Кончай прибедняться! Мы тебя сейчас накормим, а потом вместе пойдем на речку.
– За материалом?
– Купаться, дуреха!
– Да ты что! Неужели еще существует такая деревенская идиллия? А я купальник не взяла, – расстроилась Инна.
– Ерунда! По пути купим в местном универмаге.
– Ну, Татьяна, я просто в ступоре от качества местного сервиса!
Андрей ушел к своей росписи, оставив женщин на берегу.
– Слушай, Танька, какой он красавчик! – томно произнесла Инна, разомлев под лучами горячего солнца.
– Главная его красота – это душа.
– Угу. Рассказывай! Впрочем, ты права. Если вспомнить древний постулат, что глаза – это зеркало души, то душа у него должна сверкать и переливаться, как аметисты его глаз. О как! Кажется, я сочинила первую строчку сонета. Помнишь, как мне нелегко давались стихотворные формы? Ты, к примеру, писала такую лирику, просто суперическую. Помнишь нашего Федора? Как он таял на семинарах от твоих выступлений. Ха-ха-ха!
– Ты чего ржешь?
– Я вспомнила, как он решил приударить за тобой. Помнишь?
– А! Это ты про букет?
– Ну! Ха-ха-ха! Ой, не могу! Где он его достал, этот веник?
– Да перестань ты!
– Нет, но это анекдот какой-то, ей-богу! Достать из портфеля сначала бутылку дешевого портвейна, потом мыло с мочалкой и только после этого «букет» одуванчиков и всучить их тебе на глазах у всей группы! Ха-ха-ха!
– Ну, положим, не одуванчиков, а подснежников. Ни фига ты не смыслишь в романтике, Сорина!
– Ой, сто лет уже Федорова. Сориной-то и забыла, когда была.
– Как хоть он поживает, твой Федоров?
– Ой, подруга, он такой же мой, как и твой. Уже пять лет в разводе. Кто его знает, как он живет с этой… Сказала бы, да храм рядом. Грешить не буду.
– А второй раз не пробовала?
– Взамуж-то? А что, кто-то предлагал? Что-то не вижу очереди. Любовники были. Целых два. А серьезного ничего. Слушай, а твой Андрей, как он, хорош? Ну, в постели, я имею в виду.
– Ну, Инка, ты вроде не собиралась грешить возле храма.
– Ладно уж, можешь не отвечать. И так вижу, по глазам твоим. Как у кошки весной.
– Прекрати.
– Уже. Так мы идем на объект или нет?
– Идем. Одевайся!
Татьяна с Инной вошли в кабинет Симакова.
– Здравствуйте! – энергично поздоровалась Инна и протянула Симакову свое удостоверение.
– З-здравствуйте, – заикаясь, поздоровался Симаков и встал, уронив при этом на пол ручку.
Он прочитал Иннино удостоверение, вернул его хозяйке и предложил женщинам присесть. И вновь Татьяну передернуло при виде его бегающих глазок, лоснящегося от пота красного лица и паники, которая сопровождала каждое его движение.
– Наша газета заинтересовалась экологическими проблемами в вашем районе, – с ходу взяла быка за рога Инна. – В частности, речь пойдет о Красном боре. Не могли бы вы рассказать, что вами, главой сельской администрации, предпринимается для сохранения этого уникального лесного массива? Насколько мне известно, он относится к Государственному лесному фонду?
– Д-да, относится. Но…
– Значит, охраняется Лесным кодексом?
– Д-да. Но…
– А что означают вот эти огромные мусорные завалы в районе Красного бора? – хладнокровно вела атаку Инна, раскладывая на столе Симакова фотографии свалки.
– Но мы уже это как бы обсуждали недавно на совещании.
– «Как бы»?
– Нет, это к слову…
– Любопытно было бы узнать, что уже сделано по решениям этого совещания.
