— Знаешь, Шундори, я уже не раз думала, что, если бы мне удалось найти родственников моих родителей, я бы ушла жить к ним. Думала я и о том, чтобы уехать в Бенарес, и там побираться или броситься в реку. Сейчас я плыву в Мунгер, посмотрю, что это за место, подают ли там милостыню. Если придется умереть, умру. Ведь жить или умереть — решать мне. Сейчас у меня нет другого выхода, кроме смерти. Но умру я или буду жить, клянусь тебе, что домой я больше не вернусь. Напрасно ты так беспокоишься обо мне. Я все равно не вернусь. Считай, что я умерла. Я обязательно умру. А теперь иди!
Шундори ничего не ответила. Она встала и, едва сдерживая слезы, произнесла:
— Надеюсь, ты скоро умрешь. Всей душой молю бога, чтобы у тебя хватило мужества на это. Я хочу, чтобы ты умерла раньше, чем достигнешь Мунгера. Пусть будет ураган, пусть будет шторм, пусть потонет лодка — ты должна умереть раньше, чем увидишь Мунгер!
С этими словами Шундори сошла с лодки, бросила в воду свою корзинку и вернулась к мужу.
Возвращение Чондрошекхора
Растолковав предсказания будущего, Чондрошекхор сказал чиновнику наваба:
— Передай навабу, что я не смогу ничего предсказать.
— Почему, господин? — удивился чиновник.
— Не все можно предвидеть, — ответил Чондрошекхор. — Если бы это было возможно, человек стал бы всеведущим. Да к тому же я не очень искусен в астрологии.
— Может, и так. А может, благоразумный человек просто не хочет сообщить того, что будет неприятно навабу. Но как бы то ни было, я передам ваши слова.
Чондрошекхор попрощался. Чиновник не осмелился предложить ему деньги на дорожные расходы. Чондрошекхор — ученый брахман, не бродячий предсказатель, милостыни и подношений он не принимает.
Когда Чондрошекхор вернулся в родную деревню и еще издали увидел свой дом, сердце его сразу же наполнилось радостью. Чондрошекхор был философом — он во всем искал истину.
«Почему при возвращении с чужбины, — подумал он, — один только вид родных мест пробуждает в сердце радость? Разве в эти дни я был лишен пищи и крова? Отчего я стану счастливее, когда вернусь домой? Несомненно, на склоне лет и я оказался в плену человеческих слабостей. Здесь меня ждет любимая жена. Не в этом ли причина моей радости? Все в этом мире создано Брахмой[85]. Но почему же все-таки одних мы любим, а других — презираем? Все ведь созданы единым богом. Почему же у меня нет желания даже взглянуть на носильщика, идущего за мной, и почему я так страстно хочу видеть лицо женщины, прекрасной, как лотос? Я уважаю заповеди бога, но совершенно запутался в сетях очарования. И мне совсем не хочется рвать эти сети — если я буду жить вечно, я хочу вечно быть во власти этих чар. Когда же наконец я снова увижу свою Шойболини?»
Вдруг в сердце Чондрошекхора проник страх: «Что, если, вернувшись домой, я не увижу Шойболини? Но почему же не увижу? А вдруг она заболела? Но все болеют, а потом и выздоравливают, — размышлял он. — Однако почему мне так тяжело даже думать о ее болезни? А вдруг это какая-нибудь тяжелая болезнь? — И Чондрошекхор пошел быстрее. — Если Шойболини больна, бог пошлет ей исцеление: я буду молить его об этом. Но вдруг она не поправится? — Его глаза наполнились слезами. — Вдруг бог лишит меня того сокровища, которым наградил на склоне лет?! Конечно, все может быть! Разве я так почитаю бога, что он должен наделять меня только радостью? Может быть, меня ждет страшное несчастье. Вдруг я увижу, что Шойболини нет дома? Или мне скажут, что она умерла от тяжелой болезни? Ведь я просто не переживу этого!» Весь во власти предчувствий, Чондрошекхор пошел еще быстрее. Проходя по деревне, он заметил, что соседи как-то странно смотрят на него. Он не мог понять, в чем дело. Мальчишки посмеивались, старики отворачивались, кое-кто шел за ним следом. Все это очень удивило и встревожило Чондрошекхора. Стараясь не обращать ни на кого внимания, он бросился к своему дому.
Дверь оказалась закрытой. Чондрошекхор постучал, и ему отворил слуга. Увидев хозяина, слуга заплакал.
— Что случилось? — спросил Чондрошекхор.
Но тот ничего не ответил и продолжал молча плакать.
Чондрошекхор мысленно обратился к богу. Он оглянулся и увидел, что двор не подметен, в молельне всюду пыль. Кругом валялись потухшие факелы, сломанные ставни. Чондрошекхор вошел на женскую половину дома. Двери всех комнат были заперты. Служанка вышла ему навстречу и тоже, ничего не объясняя, зарыдала.
Тогда Чондрошекхор встал посреди двора и громко позвал.
— Шойболини!
Никто не ответил. В голосе Чондрошекхора было столько отчаяния и тоски, что даже служанка перестала рыдать и стояла молча, словно окаменев.
Чондрошекхор позвал жену еще раз. Но ему ответило только эхо. А в это время красочно убранная лодка увозила Шойболини все дальше и дальше, и легкий ветерок развевал английский флаг, укрепленный на ее носу. Гребцы пели песню.
Наконец Чондрошекхору все рассказали. Тогда он отнес шалграм, хранимый с такой любовью, в дом Шундори. Потом позвал соседей-бедняков и раздал им посуду, одежду и остальную утварь. Когда наступил вечер, Чондрошекхор собрал все свои книги: и уже прочитанные, и те, что еще предстояло прочесть, книги, которые были ему дороги, как сама жизнь. Беря по одной, он аккуратно складывал их в кучу посреди двора. Иногда он приоткрывал какую-нибудь из них, но не мог прочесть ни строчки. Собрав все книги, он поджег их.
Огонь разгорался все сильнее и сильнее, и вскоре пламя поглотило собранные с трудом и любовью сочинения великих. Теперь они быстро превращались в пепел.
Ночью, когда костер из книг догорел, Чондрошекхор покинул дом, ничего с собой не взяв и в той одежде, что была на нем. Никто не знал, куда он ушел, и никто не спрашивал его об этом.
Часть II
Грех
Кульсам
— Птица все равно не будет танцевать. Расскажи мне лучше новости, — проговорила Долони-бегум.
Она тронула за хвост павлина, который не хотел танцевать. Сняв с руки браслет, украшенный бриллиантами, она надела его на шею другому павлину. Затем Долони брызнула розовой водой на голову говорящего попугая. Тот прокричал: «Рабыня!» Долони сама научила его произносить это оскорбительное слово.
— Ну, расскажи же! — снова попросила Долони служанку, которая все еще пыталась заставить птицу танцевать.
— Да что рассказывать! — ответила Кульсам. — Приплыли две лодки с оружием, в одной из них находился англичанин. Наши люди захватили обе лодки. Али Ибрагим Хан сказал, что лучше отпустить их, потому что из-за этого может начаться война с англичанами. А Гурган Хан сказал, пусть начинается война, но лодок он не отпустит.
— А куда везли оружие? — спросила Долони.
— На факторию в Патне, — объяснила Кульсам. — Если война и начнется, то именно там. Англичане посылают туда оружие, значит, трудно будет выгнать их оттуда. Так говорят в крепости.
