– Так, значит, ты действительно герой, который спасает меня от злодея Виктора?
– Если отвечать одним словом, то – да. Она сердито взглянула на Марко:
– Ну почему мне так трудно тебе поверить?
– Мне и самому очень бы хотелось это знать.
– Это потому, Марко Эстевес, что ты последний на свете человек, с которым я бы желала быть вместе. И тот факт, что ты нашел моих давно утраченных родственников, не меняет существа дела.
– Но я действительно нашел их…
– В этом-то я не сомневаюсь. Я не знаю, где ты раскопал мою семейную историю, думаю, что это было нетрудно при твоих «связях». Но еще раз повторяю тебе, Марко: я не верю ни одному твоему слову.
– Ты просто не хочешь слышать правду.
– Нет, Марко, это не так, – возразила она, борясь с дурными предчувствиями. – Ты ни разу не сказал и слова правды за всю свою жизнь. Во всяком случае, мне. Почему же теперь ты решил изменить своему правилу?
– Потому что я…
Он осекся, но Лия почувствовала, что он готов был сказать о чем-то очень большом и важном.
– Потому что ты – что? – требовательно спросила она, не желая размягчаться и прятаться от эмоций, которые бушевали в ее душе.
– Ничего, не обращай внимания, – ответил он с усталым вздохом. – Просто посиди тихо, а я пока посплю.
– Ох, бедненький, ну конечно, я посижу тихо как мышка, – уверила она Марко.
– Вот и хорошо.
Лия помолчала несколько мгновений, дождавшись, когда он затихнет.
Потом она запела.
Во всю силу своих легких.
* * *
Виктор стоял на берегу мерцающего аквамарином залива, глядя на огромный дом, который он выстроил на свои деньги.
Большой каменный особняк.
Он всегда говорил, что в один прекрасный день будет жить в особняке.
Когда он был еще ребенком и жил в тесной квартирке, где его мать в одиночку, сражаясь с судьбой, воспитывала его и семерых братьев и сестер, он донимал маму рассказами о дворце, который он когда-нибудь построит.
– И где же будет стоять твой дворец? – с улыбкой спрашивала она.
– Конечно, в Америке.
Мама снова улыбалась и кивала головой:
– Конечно, конечно.
Все же знают, что все самое лучшее находится в Америке.
Если бы мама была жива и смогла приехать к нему!..
Но она умерла несколько лет назад от рака. Так и не осуществились планы свозить маму в Штаты и показать ей все сокровища, которые он собрал в своем доме на свои огромные деньги.
Маме бы обязательно понравились картины Пикассо и роскошное пианино, на котором никто в доме, включая Виктора, не умел играть. Он купил пианино только для мамы, предвкушая, как она удивится и обрадуется, увидев эту вещицу в его доме.
Однажды она рассказала ему, что в детстве очень хотела учиться играть на фортепьяно, но у родителей не было денег на уроки.
– Когда-нибудь я заплачу за твои уроки, мама, – пообещал он тогда. – Я даже куплю тебе пианино. Я же собираюсь стать самым великим игроком в бейсбол.
Виктор горестно вздохнул и пошел прочь от воды.
Как бы сложилась его жизнь, если бы не та мотоциклетная авария, оборвавшая его спортивную карьеру? Он бы стал знаменитостью, которую обожали бы тысячи американских болельщиков. Он, Виктор, прославился бы в веках и вошел в анналы американского бейсбола.
Возможно, так и случилось бы.
Но Виктору никогда не была нужна слава.
Ему нужны были только деньги. Большие деньги. Настоящее богатство.
И власть, которая приходит вместе с богатством.
Он поднял голову и еще раз взглянул на свой роскошный дом. Кубические формы средиземноморской архитектуры четко вырисовывались на фоне темнеющего неба. Яркий свет лился из окон, выходящих на море, – словно сквозь туман светили манящие маяки. Из дома едва слышно доносились звуки латиноамериканской музыки – это играла стереосистема во флоридском зале.
Там всегда сидели несколько человек, готовых явиться по первому зову. То были верные люди.
Вспомнив Марко Эстевеса, Виктор нахмурился.
Не так давно он тоже был среди верных людей, и Виктор считал его своим.
Предатель.
Губы Виктора скривились при одной мысли, что некогда он глупо доверился этому человеку.
Сейчас он войдет в дом и подождет звонка Альберто – он сообщит, что Эстевес и эта девка в их руках. Нет никаких сомнений, что рано или поздно беглецы будут пойманы.
Шагая к величественному особняку, Виктор улыбался.
Он всегда получает что хочет.
Всегда.
* * *
Марко медленно просыпался. Первое, что он понял, еще не открыв глаз, это то, что на улице наступила тишина.
Не гремел гром.
Капли дождя перестали стучать о дырявую кровлю и падать на пол у его ног.
Стих ветер, который нещадно трепал ветхое строение.
И, слава Богу, прекратилось пение.
Он бесшумно сел и понял, что наступила не только тишина – наступило утро. Серый утренний свет узкими лучиками пробивался сквозь щели в рассохшихся ставнях.
Посмотрев вниз, Марко увидел, что Лия уснула рядом с ним на пыльном полу. Ее голова со спутанными волосами покоилась в пыли буквально в дюйме от его ноги. Было такое впечатление, что она хотела положить голову ему на колени, но в конце концов упрямство взяло верх и она передумала.
Ох, Лия, подумал он, покачав головой и поборов острое желание наклониться и погладить ее волосы.
Несколько часов назад, когда Лия обрушила на него весь свой обширный репертуар поп-музыки, такое нежное желание вряд ли пришло бы ему в голову. Самым ужасным было бесконечное повторение знаменитой арии «Эй, Иуда», которая всякий раз взрывалась неистовым, хорошо знакомым финалом…
«Ба-ба-ба, ба-да-да-да… ба-да-да-да… Эй, Иуда».
Каждый раз, когда она замолкала, чтобы набрать в легкие побольше воздуха – а она, видимо, выбилась из сил, – он старался воспользоваться моментом и уснуть, но не успевал он смежить веки, как все начиналось сначала.
«Ба-ба-ба, ба-да-да-да… ба-да-да-да… Эй, Иуда».
Боже, какой у нее ужасный голос. Он не раз дразнил ее и подсмеивался над ее «потрясающими» вокальными данными, когда они были вместе во Флориде год назад.
Лия рассказывала ему, а это был редкий случай, когда она говорила о своем прошлом, что воспитывалась в музыкальной семье, что музыка была страстью ее матери. А сама Лия, еще будучи ребенком, очень любила танцевать. Она и в самом деле была неподражаема в танце.
