– Не верьте ему, ваше высочество, – его голос дрогнул. – Врет и не краснеет, гадина.
Луш вздохнул, убрал руки в карманы, покачался с пяток на носки и обратно.
– Я разочарован, – сказал он, наконец. – Очень разочарован.
И грохнул выстрел.
Шани вздрогнул и отшатнулся, на долю секунды подумав, что стреляют в него, и почти успев ощутить себя мертвым. В комнате резко запахло пороховой гарью. Симуш сдавленно охнул и стал заваливаться на пол. Луш повел пистолью и выстрелил еще раз. Во лбу бывшего заместителя министра охраны короны распустился черно-красный цветок с неровными уродливыми краями.
Шани обвел лицо кругом и быстро прочел молитву – в том числе и по себе: от Луша он ожидал чего угодно. Принц посмотрел на мертвеца и убрал пистоль.
– Ну вот, – сказал он. – Был тут один-единственный приличный человек на всю столицу, да и тот оказался предателем. Пистольку-то свою прибери. Рука-то, поди, устала уже.
Шани согласно кивнул и сунул оружие во внутренний карман плаща. Некоторое время они с Лушем пристально рассматривали друг друга, возможно, полагая, что из этой комнаты выйдет только один из них.
– Жаль, что вы мне не верите, ваше высочество, – в конце концов, произнес Шани, устав от игры в гляделки. – Очень жаль. Я вам, кроме добра, ничего не желаю.
Луш ухмыльнулся.
– Скажи еще, что тебе трон не нужен.
– Нет. Не нужен. Был бы нужен, я бы вас задушил под шумок, да и все. А я тут по всей столице бегаю, о вашей чести пекусь.
– Дурачок ты, – сказал принц. Ухмылка не сходила с его багровой физиономии. – Блаженный.
Зачем мне корона и регалии правителя, подумал Шани, если домой они меня не вернут и отнюдь не прибавят счастья. Горсть пуговиц, не более того.
– Может быть, и так, – откликнулся Шани. – Но я желаю вам добра. Послушайтесь меня, ваше высочество, – ждать вам осталось не так уж и долго. В самом деле. Уезжайте… да хоть в Шаавхази. Будете там как у Заступника в рукаве.
– Может быть, – раздумчиво произнес принц. – Может быть.
С этими словами он резко ударил Шани под дых, а затем – ребром ладони по шее. Когда Шани, задыхаясь, рухнул на пол рядом с мертвецом, принц неторопливо обошел их и снял с вешалки свой плащ. Шани следил за ним сквозь серую пелену боли и понимал, что уже ничего не сумеет сделать – ни для принца, ни для государя. Луш уходит.
– Ну прощай, братец, – сказал Луш и открыл дверь в коридор. – Не поминай лихом.
* * *
Когда Шани выбрался из покинутого квартала и побрел по улице вдоль респектабельных домов столичного дворянства, по городу уже неторопливо, но уверенно разливалось утро. Метель унялась, и сейчас в размытом свете фонарей порхали последние снежинки, а с крыш срывались тяжелые капли и выстукивали весенний марш по узким лезвиям новорожденных луж. Улицы были пусты: обитатели этого района могли позволить себе поспать подольше. Извозчик, который вывел свой экипаж на улицу в надежде на случайный заработок по раннему времени, увидел, откуда направляется Шани, и живо хлестнул по лошадке вожжами, обводя лицо кругом и поминая нечистого. Декан инквизиции и в самом деле выглядел не слишком благопристойно. Его грязный плащ и изможденное, усталое лицо наверняка напоминали ходячего мертвеца. Даже собаки не лаяли на него из подворотен.
Миновав несколько улиц, Шани смог, в конце концов, поймать извозчика, который любил деньги и не боялся привидений, и, опустившись на потрескавшуюся кожаную скамью экипажа, он назвал свой адрес и моментально провалился в глубокий тяжкий сон. Ему снился принц Луш, блуждавший по развалинам, и Хельга, истекавшая кровью в снегу, и ощущение беспомощности было настолько сильным, что Шани тонул в нем и не видел ни выхода, ни спасения – ни для себя, ни для кого-то еще.
– Сударь, подъем! Тут не ночлежка!
Извозчик без обиняков постучал его по колену витой рукоятью кнута. Открыв глаза, Шани увидел знакомые очертания благообразных зданий на площади Цветов и дом, в котором жил. На ступенях, ведущих в его подъезд, скорчилась чья-то смутно знакомая темная фигурка.
– Хотели площадь Цветов? Ну так вот она, пожалуйста. Зальют глаза с утра, ходят тут потом. Себя не помнят. Вози вас тогда пес знамо откудова.
– Заткнись, – посоветовал Шани, положив на лавку монеты и спускаясь на мостовую. Этой ночью он проиграл Лушу практически по всем статьям. Принц сбежал, Симуш убит, над государем снова сгущаются тучи, а он еле держится на ногах и думает не о спасении Миклуша, а о том, как бы поскорее добраться до своего аскетического ложа… Фигурка на ступенях шевельнулась, и Шани узнал в ней Хельгу, которая тотчас же бросилась к нему.
– Наставник! – воскликнула она. – Слава Заступнику, вы целы!
– Цел, – промолвил Шани, слепо копаясь по карманам в поисках ключей от подъезда и своих комнат. – Ты всю ночь тут сидела?
Ключ нашелся, но попал в замок только с третьей попытки. Вздохнув, Шани поплелся по коридору к лестнице.
Дом еще спал, ну и прекрасно. Никто из бдительных соседей не увидит его и не решит, что сам декан инквизиции наклюкался до того, что еле на ногах держится. А ведь ему надо как следует обдумать все, что случилось, и узнать, куда в итоге направился Луш. Вряд ли теперь государыня будет в курсе, и вряд ли сын простит ей, что она рассказала Шани о конспиративной квартире в заброшенном доме. И Хельга наверняка продрогла – надо будет дать ей целебных порошков.
Впрочем, Шани не успел этого сделать – едва переступив порог своей комнаты, он рухнул на кровать и заснул, не сняв ни плаща, ни сапог. Некоторое время Хельга осматривалась, а затем решила взять из раскрытого сундука плед и последовать примеру хозяина квартиры. Кое-как угнездившись в кресле, словно совенок в дупле, она накрылась пледом и вскоре пригрелась и уснула. Шани проснулся с уже готовой идеей:
– Гервельт!
За окнами разливался унылый серый свет: с первого взгляда и не разберешь, то ли утро занимается, то ли вечер уже на подходе. С третьего этажа доносилось разудалое пение: ага, подумал Шани, значит, все-таки вечер, и у молодого законоведа обычная вечеринка с играми, выпивкой и доступными дамами с улицы Бакалейщиков. День прошел мимо нас… Хельга, которая устроилась отдохнуть, забравшись с ногами в одно из кресел и укутавшись в старое одеяло, встрепенулась и спросила:
– А что там? Или… кто это?
Шани сел на кровати, почесал левое веко, брезгливо скривившись от того, что утром у него не хватило сил даже сапоги снять, и сказал:
– Принц наверняка уехал в Гервельт. Лесной охотничий терем его величества, в самой чащобе Пущи. Больше ему некуда деваться.
Хельга похлопала себя по щекам, чтобы взбодриться, и сказала:
– Если вы едете туда, то я с вами.
Шани поднялся с постели, прошел по комнате и принялся возиться в ящиках комода, собирая нужные для похода вещи. Несколько раз он бывал в Пуще – огромных охотничьих угодьях аальхарнской короны, правда, никогда не забирался слишком далеко. Пуща, с ее непроницаемой тишиной и пружинистым хвойным ковром под ногами, производила на него гнетущее впечатление, хотя, возможно, он просто ничего не понимал в охоте, не видя ни доблести, ни достоинства в том, что десяток здоровенных мужиков на лошадях и со сворой собак затравливали какую-то несчастную косулю. Однако принц обожал эту молодецкую потеху и наведывался в Пущу чаще, чем на заседания государственного совета, вызывая вполне справедливое недовольство государя. И сейчас Луш наверняка торопился в Гервельт – больше ему было некуда податься. А в большом охотничьем доме его никто не будет искать, кроме декана инквизиции, разумеется.
