— Посмотри туда, Стивен, и ты увидишь своего сына.
С другого берега моря из песка, от борта гигантского пиратского корабля, нам махал рукой Дэниэл.
Вот почему поздно вечером, услышав звонок, я подумала о Стивене. Кто еще может прийти ко мне в десять часов? В сердце вмиг вспыхнула надежда. Раздувая ее огонь, я летела к двери; охваченная языками ее пламени, взялась за ручку…
И замерла. Сегодняшний Стивен, вдруг пришла в голову мысль, — не совсем тот, которого я знала и любила. Точнее, я испытала на себе его презрение. А уж этого мне никогда не забыть. Мне вспомнился Джейкоб, утверждавший, что в некоторых районах города его сын спиной ощущает ненависть. В Корнуолле парень с ума сходил от навязчивого и, скорее всего, верного чувства, что хозяева жилья, люди, которые предоставили ему кров и пищу, брезговали им, как бродягой. Как будто черный цвет его кожи мог осесть на мебели, впитаться в стены. Ту же брезгливость ощущала и я со стороны своего мужа. Он винил меня в болезни Дэниэла, — винил не с бешенством Беттельхайма, а с немым возмущением игрока на тотализаторе, обнаружившего, что он поставил на аутсайдера. Моя генетическая увечность не вызывала у него сомнений: на генеалогическом древе Маршей нет и намека на аутизм.
Дверь я открывала медленно, с тяжелым сердцем. Пусть не думает, что мне не терпится его увидеть. Я была бы счастлива, если бы на пороге оказался Энди с его дерзкой ухмылкой. «Пришел поболтать минут пять перед сном», — сказал бы он и протопал в дом, не дожидаясь разрешения. Но на каменных ступеньках крыльца скорчилась хрупкая фигурка с длинными распущенными волосами, блестящими и темными, как океан в ночи. Она закрывала глаза руками — вот что напугало меня больше всего. Фигурка поднялась и сделала шаг ко мне — осторожный, нетвердый шаг жертвы несчастного случая. Длинная ручка ее холщовой сумки запуталась в волосах.
— Виина!..
Вместо ответа она схватилась за мою руку. Медленно, поддерживая друг друга, мы двинулись по коридору.
Глава восемнадцатая
С уходом Стивена в моей жизни возникла некая пустота, словно он забрал с собой все наши совместно прожитые годы. Казалось, там, где раньше лежали самые нужные вещи — столовые приборы и ножницы, ключи от машины и батарейки, — остался лишь пустой ящик. Но с течением времени я кое-что осознала: глубоко внутри меня прячется личность, не похожая на жену Стивена. Думаю, любовь каким-то ловким трюком постепенно меняет тебя, превращает в другого человека. Энди сказал бы «оставляет след». Рядом со Стивеном я была такая же, как и после его ухода, — и вместе с тем совсем другая. Моя тоска по Стивену, мое желание видеть его в доме, вместе с детьми, возникли вовсе не с его исчезновением. С самого первого дня нашего брака я ждала — ждала, когда он вернется с работы, когда перезвонит, когда ляжет в постель. Его одобрение для меня было превыше всего, и я носила одежду, которая нравилась ему, причесывалась, как любил он, отказывалась от привычных слов и фраз, потому что так хотел он, — например, перестала называть брюки «штанами», как говорила с детства. Мы со Стивеном шли в паре, как лошади, запряженные в повозку, как две гончие на охоте. Только он всегда чуть впереди, а я за ним. «Сбавь ход, подожди меня, — молила я про себя. — Если только ты меня любишь».
Быть может, сказала я Виине, то же самое вышло и у нее с тем парнем, который ее бросил. Точнее, в случае с этой парой, ушла сама Виина.
— Я думали, американцы все культурные. — Она сгорбилась в кресле, уронив голову на руки, рассыпав волосы по столу.
Я покачала головой:
— Всякие встречаются.
— Дверь перед женщиной открывает, сам везде расплячивается. Такой красавец… Форма ему идет. Вольосы густые-густые, «ежиком».
— Форма? Он военный?
— Тот самый, который тогда подарки детям принес. Сказаль, приятель твоего брата. Я когда от тебя ушля, снова его увиделя — за столиком у соседнего паба. У него пиво через край переливалось и губы все в пене были. Он меня тоже заметиль. А я давно на мужчин внимания не обращаю, ну и мимо него прошля. Он бросиль свое пиво и пошель следом. Я прибавиля шагу — не такая я дура… Думаля, я и вправду умная. О-о-о, какая же я дура!
Представить себе приятеля моего брата не составляло труда. Наверняка точно такой же, как Ларри. Камуфляж, черный берет с кокардой, непременно набекрень; на штанинах — объемистые накладные карманы с клапанами на двух пуговицах. Ботинки, по описанию Виины, — танкистские, с кожаными завязками вместо шнурков. Связист какой-нибудь, брошенный на совместные учения британской и штатовской армий. Или офицер, прибывший по обмену для повышения квалификации. Устроил себе экскурсию по городу, где предстояло прожить год-другой. Чего я не могла представить, так это Виину рядом с ним. Сколько я ее знала, она даже не пыталась скрыть своего презрения к мужчинам. Кто, как не Виина, демонстративно отвернулась, задрав нос, когда абсолютно безобидного вида парень спросил у нас дорогу? Я ответила на его вопрос, и Виина обозвала меня легковерной, а заблудившегося парня — «лицемером». Каким-то чудом американцу в форме удалось добиться не только ее внимания, но и сердца, а он не оценил этот редкий дар.
— Он казалься таким хорошим. Я ведь за него вышля… — Виина со вздохом опустила раскрытую ладонь на стол. Безымянный палец украшало солдатское кольцо. — Хочу, чтобы ты зналя: это в первый и в последний раз, — добавила она, прикоснувшись к своему глазу.
Он не промахнулся, снайперски попав по мишени: левый глаз у Виины совсем заплыл. Я от души надеялась, что хороший американский парень догадается поискать свою жену у меня. Мой брат, бравый сержант с дважды сломанной челюстью и мозолями на косточках пальцев от бесчисленных потасовок, научил меня нескольким «грязным», как он сам говорил, приемчикам, против которых не устоит на ногах даже самый крутой вояка. Все они рассчитаны на внезапность — противник не должен заподозрить, что на него нападут, — а в качестве подручных средств используются предметы домашнего обихода.
— Нужно приложить лед, — сказала я, заглянув в обезображенное лицо Виины.
— Поздно. Льод надо сразу прикладывать. Вообще-то я хотеля попроситься на твой диван, но ты, смотрю, спортзаль устроиля из гостиной. Где мебель?
— Продала. Против кровати Эмили не возражаешь?
Уголки рта Виины дрогнули, но улыбки не получилось. Виина скривилась от боли. Миниатюрная, хрупкая, в носочках на крошечных ступнях, она легко сошла бы за шестиклассницу, да и то не самую крупную среди сверстниц.
— Как дети, Меляни?
— Дэниэл научился говорить! Может показать пальцем и сказать: «Смотри, вертолет. Смотри, красная машина». Но вопросы пока задавать не умеет.
— Тем лючше, — устало кивнула Виина. — Мне вопросы ни к чему.
Утром Виина выпила в постели травяного чая и попросила книжку.
— Давай почитаю? — предложила я, заметив, как она щурит здоровый глаз.
Эмили наслаждалась воскресным отдыхом от школы, и дети спозаранку носились по дому, катаясь на голых половицах. Можно даже сказать, играли вместе, как и обещал Энди. Он появится позже, наш Энди, — в мешковатых джинсах с обтрепанными карманами и коленками, продранными в играх на полу с детьми, в футболке не по размеру, с россыпью веснушек на голых руках. Прямо с порога он подхватит Дэниэла и забросит на плечо, как носильщик ручную кладь. Моему сыну хорошо у него на руках. Моему мальчику, непонятно как соединившему нас.
