Единственный потенциальный покупатель коттеджа испарился, едва глянув на мою недвижимость, а Стивен продолжал гнуть свою линию, превращая жизнь в ад. Наличных он мне не давал вовсе. Твердил, что нужно поговорить, — знала я его разговоры — и настаивал на спецшколе для Дэниэла. Мой упорный отказ его не устраивал, и Стивен карал меня нищетой. Детей я научилась стричь собственными руками и лишилась права превышать определенный лимит по кредитке. Не спорю, деньги на продукты у меня уходили бешеные, но ведь я покупала козий сыр и масло из сырого козьего молока, органические фрукты и свежее мясо только откормленных на пастбищах коров. А все это в дешевых супермаркетах не сыщешь. Кроме того, Дэниэлу требовались всевозможные добавки, причем на заказ, чтобы наверняка без вредных компонентов. Шоколад для Дэниэла в пять раз дороже обыкновенного, обычный хлеб я из его рациона исключила, заменив специальным, без клейковины, — по четыре фунта за булку. Домашний выходит дешевле, но экономия невелика, учитывая стоимость органических яиц — тридцать пенсов за штуку.
Временами я ненавидела Стивена и все же каждую секунду мечтала его вернуть. Ради Эмили. И ради Дэниэла. Стивен — их отец, и я считала себя обязанной облачать его в сверкающие рыцарские доспехи, которые ему стали великоваты. Я отдавала себе отчет в том, что делаю: сознательно приукрашиваю своего мужа, который не позволяет мне звонить ему домой — только в офис или на мобильник. Кроме самой чрезвычайной ситуации — уточнил он и заиграл желваками, услышав от меня, что в условиях чрезвычайной ситуации мы живем вот уже полгода. С точно таким же лицом он отсылал неуклюжего официанта или отчитывал слишком говорливого таксиста.
— Скажи, Стивен… Ты помнишь, что тебе во мне нравилось?
Мы всей семьей встретились в детском городке имени принцессы Дианы, неподалеку от гигантского корабля, его главной достопримечательности. Завалившееся набок, утопающее в песке судно, конечно, не настоящий корабль, а эффектный аттракцион, игрушка для детей. Глядя на него, я вдруг подумала, что мы четверо похожи на этот корабль, который никогда не выйдет в море. Очаровательная «игрушечная» семья в сказочной стране чудес. Воплощение счастья — со стороны. Видите высокого мужчину в рубашке навыпуск и темно-зеленых брюках, а рядом — светловолосую женщину в сарафанчике? А ребятишек их видите, которых они привели в Гайд-парк погулять солнечным днем? Какая прелесть, не правда ли? Увы, все это обман зрения. Когда я спросила у Стивена, что ему дорого во мне, что он во мне ценит и любит, — он лишь отвел взгляд и отодвинулся, насколько позволяла скамейка.
Что ж, пришлось говорить мне.
— А я помню, как ты вылил целый флакон миндального масла себе на руки, растер мне спину и комната долго благоухала, как сад. Помню, когда мы занимались любовью, мне каждый раз казалось, что ты готов все начать сначала, так ты был нежен. По воскресеньям ты приносил мне чай в постель и газету, которую я никогда не читала. Но ты сам читал мне вслух самые важные новости…
— Что это ты вдруг? — перебил меня Стивен таким тоном, словно я бесцеремонно вторглась во что-то личное, куда с некоторых пор доступ мне заказан.
— Вспоминаю, как на той вечеринке, где мы познакомились, ты повернул меня к себе лицом и сказал: «Надеялась уйти без меня? Забудь». Вспоминаю, как ты просил непременно звонить и сообщать, все ли со мной в порядке, даже если я отъезжала на пять миль от дома. И о том, что ты видел, как рождались твои дети, тоже вспоминаю с удовольствием.
— Прекрати. — Стивен часто заморгал, как будто ему запорошило глаза. И отвернулся, сгорбившись. Ему не нужны мои воспоминания.
— Ты понял, что я хочу сказать, правда, Стивен? Если у нас есть хоть малейший шанс, если ты еще хочешь вернуться ко мне, — скажи сейчас, потому что я сыта по горло. Мне осточертело вешаться тебе на шею, и меня достала нищета.
На другом краю площадки Дэниэл гонял скворцов, а Эмили, с пиратским кличем «Свистать всех наверх!», карабкалась по веревочному трапу корабля. Пират из нее, правда, не слишком убедительный: образу мешал веселенький желто-зеленый комбинезон и розовый шарик в форме лошадки.
Стивен коснулся моих пальцев, сжимающих край скамейки, и тут же отдернул, как от подгнившего фрукта. Я вздохнула.
— Не надо, Стивен. Не ломай нашу семью.
— Боюсь, мы ее уже сломали, — возразил он. — Мне кажется, диагноз Дэниэла разбросал нас в разные стороны, а ты упорно не желаешь ничего с этим делать.
— Что?! Да я выкладываюсь, как… А вот что ты делаешь?
Стивен побелел от злости. Я нарушила священный кодекс женщины, мечтающей завоевать его расположение: никогда не критикуй Стивена. Если кто и заслуживает критики, то это я. Разве не понятно?
— Ему необходима спецшкола, — процедил Стивен. — Все специалисты на этом сошлись.
— Дэниэл каждую минуту учится чему-то новому. Плевать мне на этих, с позволения сказать, специалистов. С чего они вообще взяли, что могут называться специалистами? По мне, так сколько дипломов ни наполучай, если не способен помочь ребенку — ноль ты без палочки, а не специалист.
— Он никогда не станет нормальным. Надо бы смириться, Мелани. Но мне, откровенно говоря, очень сложно жить с этим фактом… лицом к лицу.
Бедный Дэниэл! Мало того, что он изо всех своих силенок старается понять этот мир, таинственный и ускользающий, — похоже, ему придется врачевать душу взрослого мужчины. Естественно, Дэниэлу никогда не сравняться с Эмили, которая впорхнула в этот мир хозяйкой и всегда была на три шага впереди всех ожиданий. И все-таки Дэниэл шагал вперед с быстротой, которой ни один из так называемых специалистов и вообразить не мог. Выходит, надежда есть?
— Ладно. Я тебя понимаю, Стивен. Но не у нас одних ребенок — аутист. Таких родителей вокруг масса, и они как-то справляются. Давай познакомимся с ними, встретимся…
— Нет, — отрезал Стивен.
Потеряв нас из виду, Дэниэл крутил головой, как перископом. Я успокоила его, помахав рукой.
— Мне не нужна масса друзей со странными детьми, Мелани. Я не хочу жить в их мире. Мой план не таков.
— Что за план, Стивен?
— Вот видишь! — воскликнул он вместо объяснения и, поднявшись со скамьи, навис надо мной — большой, сильный мужчина. Ему не обязательно повышать голос, чтобы мне показалось, будто он кричит. Свои мысли он обрушил на меня, словно боеголовку запустил: — Вот это я и имею в виду! Ты не способна понять, почему я не хочу проводить время с родителями больных детей. Так знай, что я не желаю! Я не так представляю себе свою жизнь, ясно? То, что ты мне предлагаешь, — безнадежно, непривлекательно и тягостно. Можешь сказать, что я эгоист, что я не прав, бестактен, бессердечен! Обзывай меня как угодно, оскорбляй, но не тяни в такую жизнь!
— Я не собиралась тебя оскорблять, Стивен.
— Моей вины в том, что случилось, нет! Так уж вышло.
Мне хотелось объяснить, что ему не удастся убежать от случившегося, даже и пытаться не стоит. И что любовь к Дэниэлу будет жить в нем, пока сердце гонит кровь по венам. Мне хотелось прижать его к себе и пообещать, поклясться, что я всеми силами буду защищать его от этой боли, потому что теперь знаю, как бороться с аутизмом нашего сына. Всего лишь полгода назад, на этой же площадке, Дэниэл плюхнулся бы на землю и часами сыпал песок сквозь пальцы, не замечая ни людей вокруг, ни качелей, ни кораблей, где так здорово играть в пиратов. Мне многое хотелось сказать… Но Стивен был глух к любым словам, которые противоречили его собственному взгляду на будущее Дэниэла. Мне не удалось до него достучаться, хотя он и позволил взять себя за руку.
