Боковым зрением я замечаю, как мяч, описав широкую дугу, летит на трибуны. Он попадает в лицо какой-то женщине, и она падает на скамью. В падении она взмахивает руками, и ее подхватывает другая женщина. На секунду в зале воцаряется тишина. Все вскочили и смотрят на женщину, в которую попал мяч. Все повторяют имя Сайласа. Женщину уже ведет вдоль прохода мистер Бордвин, наш директор, который, должно быть, сидел рядом с ней.
Когда я оборачиваюсь и смотрю на площадку, Сайласа там уже нет.
РашидРашид взглянул на распечатанный конверт на заваленном бумагами столе, и на мгновение в нем вспыхнул интерес, у него опять появилось желание сказать то, что он хотел сказать почти два года назад. Он быстро подавил этот импульс. Нет, он не испытывал враждебность к аспирантке из Вермонтского университета. Он просто не хотел вспоминать об этом скандале, не хотел заново переживать гнев. Он закрыл за собой эту дверь, оставив за ней и баскетбол. Когда-то баскетбол был частью его жизни, частью тела, которую он утратил в аварии. Он не хотел походить на однорукого человека, у которого все спрашивают, что с ним стряслось.
Но воспоминания жгли и тревожили. Он был не в силах простить всей этой несправедливости: увольнения тренера, отмены тренировочного плана. Рашид тогда учился в одиннадцатом классе и не успел проявить себя. Потеряв возможность играть, он уже никого не мог заинтересовать как игрок. Во время последовавшей за скандалом неразберихи Рашид съездил домой, в Северную Каролину, и поговорил с отцом, семейным врачом в Гринсборо. Для поступления в колледж или даже на медицинский факультет университета отец посоветовал ему изучать естественнонаучные предметы. Рашид учился хорошо, но выдающимся студентом не был, возможно, потому, что так много времени посвящал баскетболу. Когда он вернулся в Вермонт, ворота Академии Авери уже запирались на замок, а у него были совершенно иные жизненные планы.
Рашид перекинул через руку лямку рюкзака, вышел из общежития колледжа и зашагал вверх по холму, направляясь на первое после ленча занятие. Шекспир стоял в его расписании особняком, поскольку все остальное время он посвящал естественным наукам. Несмотря на долгие изнурительные часы, проводимые в лабораториях, они давались ему легко. На вершине холма он обернулся назад. Перед ним, как на ладони, раскинулся Бостон, город, в котором, как он надеялся, когда-нибудь найдется место и для него. Вряд ли он может рассчитывать на Гарвардскую медицинскую школу, но, возможно, ему окажутся по зубам медицинская школа Университета Тафте или Бостонский университет.
Почти все парни, с которыми Рашид познакомился в общежитии в первые недели занятий в колледже, были уверены, что он будет играть за Тафте в баскетбол. Их уверенность объяснялась его ростом и цветом кожи. С самого начала ему пришлось отказаться от множества приглашений поиграть в баскетбол. С тех пор как Рашид сюда приехал, он играл всего один раз. Он был в зале один, и ему захотелось потренироваться, побросать из-за трехочковой линии. Ему было приятно ощущать мяч в руках, но после тренировки он почувствовал себя опустошенным. Проснулась жалость к себе, о чем его предостерегал отец. «Получишь диплом врача, вот тогда и жалей себя. Но только день-два, не больше», — сказал ему отец. По расчетам отца, к тому времени Рашид успокоится и забудет о баскетболе.
Рашид пришел слишком рано. Он не стал входить в кирпичное здание факультета английского языка и литературы, а остался стоять снаружи, несмотря на то, что наступил ноябрь, а он был в одном джемпере. Дело в том, что его длинные ноги с трудом помещались под низкими столами, и к концу занятия Рашид с трудом разгибал колени. Борясь с этой проблемой, он входил в класс в самую последнюю минуту, что некоторые преподаватели расценивали как нежелание учиться или даже высокомерие, но он ничего не мог с этим поделать.
«Чертово письмо», — думал он, пиная носком ботинка каменную ступеньку.
Вся команда знала, что Академия Фэй — грозный соперник. Если бы им удалось обыграть Фэй, возможно, ближе к концу сезона они справились бы и с Вермонтской академией, что открывало им дорогу в финал турнира. У Авери давно уже не было такого устрашающего трио как Джей Дот, Роб и Сайлас. Рашид тоже быстро набирал очки и уже ценился почти так же высоко, как его лучший друг Ирвин. Джей Дот вывел их игру на новый уровень, и хотя этот парень Рашиду не нравился, он не сводил с него глаз, следя за каждым его движением. Он знал, что ему есть чему поучиться у Джей Дота, который обладал отменной реакцией и как ножом разрезал площадку, проходя к кольцу. Рашид еще никогда не видел такой пластики у белого парня.
Однако игра с Фэй с самого начала не заладилась. Они четыре раза потеряли мяч. Заметив их нервозность, тренер посоветовал им немного выпустить пар. В защите соперник играл безукоризненно, и близко не подпуская их к своему кольцу. Сайлас никак не мог попасть из-за трехочковой линии, и Рашид видел, что с каждым промахом он нервничает все больше. Один раз Роб поскользнулся и потерял мяч. Затем Ирвин сумел заблокировать две атаки Фэй подряд. Рашиду удался подбор, затем еще один, и он забросил два мяча, чисто, без касания кольца, после чего команда Авери впервые за всю игру вышла вперед, хотя и всего на одно очко. Болельщики на трибунах теряли самообладание. До конца второго периода оставалось три минуты. Рашид не сомневался: если команда Авери уйдет в раздевалку с преимуществом в четыре или пять очков, она победу из рук уже не выпустит. Почти всю первую половину матча они не могли найти свой ритм, свою игру, но когда у них это получалось, они неизменно выигрывали. Это случалось так часто, и в прошлом сезоне, и в этом, что у игроков уже успела выработаться такая модель и психологическая потребность: к большому перерыву Академия Двери должна опережать соперника.
После неудачного прохода игрока Фэй мяч оказался у Роба. До перерыва оставалось меньше минуты. Роб сделал передачу Сайласу, который тут же бросил из-за трехочковой. Чистое попадание. Трибуны Авери взревели. Секунд за двадцать до сирены мяч опять оказался у Сайласа, и он совершил еще один трехочковый бросок. Мяч взмыл в воздух, но потом как будто замер и упал вниз. Сайлас поперхнулся. С ним такое случалось крайне редко. Рашид заблокировал атаку Фэй и перехватил мяч. За считанные секунды до конца периода он услышал, что Сайлас требует мяч. Решив, что тот хочет успеть реабилитироваться, Рашид сделал передачу. Сайлас держал мяч слишком долго. Фанаты орали: «Бросай! Бросай!», но он вдруг повернулся спиной к щиту и запустил мяч на трибуну. Рашид не поверил собственным глазам.
Мяч врезался в лицо какой-то женщине. Команда, остолбенев, наблюдала, как травмированную болельщицу выводят из зала. Судья выгнал Сайласа с площадки и приказал ему удалиться в раздевалку. Рашид помнит, как он обернулся к Ирвину, и две пары глаз встретились в немом вопросе: «Что за чертовщина тут происходит?» Они оба знали, что Сайлас преднамеренно бросил мяч на трибуну. Ни один из них никогда не видел ничего подобного. Сирена возвестила об окончании второго периода, и они бросились в раздевалку, но Сайласа там не было. «Неужели Сайлас выбежал на улицу в одной майке и шортах?» — подумал Рашид.
