26 января 2006 года я дежурила в пункте «скорой помощи» региональной больницы Западного Вермонта. Я осмотрела девочку из Академии Авери, утверждавшую, что ее изнасиловали трое парней. Девочка была очень расстроена, она плакала, жестикулировала и отказывалась от осмотра. Дежурная медсестра объяснила ей, что если она или ее родители захотят подать на насильников в суд, им понадобятся результаты врачебного осмотра. Спустя некоторое время девочка дала согласие на осмотр, пояснив, что с момента изнасилования прошло уже четыре дня.
В присутствии дежурной медсестры я осмотрела девочку, которой, по ее утверждению, было четырнадцать лет. Хотя на слизистой влагалища были заметны следы кровоподтеков, семенной жидкости во влагалищном канале я не обнаружила.
Сразу после осмотра и после того, как девочка оделась, я попыталась поговорить с ней о том, что произошло. Я хотела оценить ее эмоциональное состояние, чтобы установить, нуждается ли она в медикаментозном лечении. Хотя девочка по-прежнему была подавлена, а временами начинала дрожать, она внятно ответила на все мои вопросы. В ходе разговора я преднамеренно отпустила шутку, вызвавшую у нее улыбку. Я не стала назначать ей медикаментозное лечение. Девочка много раз повторила, что события того вечера были «ужасными, ужасными» и что она не хочет о них говорить. Поскольку она не была арестована, ей позволили воспользоваться мобильным телефоном.
Она позвонила подруге и попросила приехать за ней в больницу. Насколько мы поняли, ее родители вскоре должны были прибыть в школу.
Только незадолго до суда я узнала: анализы крови, взятые у нее в тот день, показали, что уровень алкоголя в крови девочки составлял 0,28 промилле. Во время осмотра я не обнаружила у нее запаха алкоголя, не обратила внимание на несоответствие ее эмоционального состояния и периода времени, прошедшего со дня предполагаемого изнасилования. Другими словами, указанное событие произошло за четыре дня до осмотра, и не было ничего удивительного в том, если бы жертва все еще оставалась в удрученном состоянии. Но она физически реагировала так, как будто изнасилование произошло час назад. У меня недостаточно опыта общения с жертвами изнасилования, чтобы понимать, насколько распространенной является подобная реакция. Вполне возможно, что столь взвинченное состояние объяснялось именно алкогольным опьянением.
Ноэль
Сайлас должен встретить меня в столовой. Завтра учебная суббота, поэтому с восьми до десяти все студенты-пансионеры делают уроки. Это означает, что у нас Сайласом есть время только до восьми часов. Два-три раза в неделю мы выкраиваем эти два часа, но нам их не хватает. Нам их совершенно не хватает.
Я жду в фойе перед двойными дверями в столовую. Обычно мы с Сайласом вместе заходим в столовую, берем подносы и ставим их рядом. Я ела очень давно и успела ужасно проголодаться. От голода у меня даже голова побаливает. Мне надо заглянуть в ванную комнату, которая совсем рядом, но я терплю, потому что не хочу пропустить момент, когда Сайлас появится в дверях.
Я жду до без четверти семь. Я знаю, что если сию минуту не войду в столовую, она закроется, и я останусь без обеда. Голова болит все сильнее, и я начинаю беспокоиться. Сайлас почти никогда не опаздывает. Он опаздывал всего раз или два, и то всего на пять минут, когда его задерживали на тренировке. Он каждый раз без остановки бежал от самого спортзала и врывался в фойе, запыхавшись и озираясь по сторонам, ища меня взглядом. Сегодня Сайлас в столовую не вбежал. Он вообще не пришел.
Я ставлю на поднос тарелки с салатом и супом и несу его к столу. Почти все уже поели. Я вижу мальчишек из баскетбольной команды. Они забирают со стола свои подносы, на которых громоздятся тарелки, стаканы, банановая кожура, куриные крылышки, и ставят их к мойке. Мне хочется спросить у них, не знают ли они, где Сайлас, не знают ли они, почему он опаздывает, но я не решаюсь. Мне очень неловко, что я одна.
Без пяти восемь я звоню Сайласу домой. Трубку берет его отец и говорит, что Сайлас дома не обедал. Сайлас сказал маме, что обедает с другом. Его отец думал, что я и есть этот друг. Я молчу.
С восьми до десяти студенты не имеют права звонить сами и отвечать на телефонные звонки.
В десять часов вечера я звоню Сайласу на мобильный. Он не отвечает. Я отсылаю ему сообщение, на которое тоже не получаю отклика. После этого я опять звоню ему домой. Трубку снова берет отец. Сайлас в постели. У него была тяжелая тренировка, он устал и спит.
— Разбудить? — спрашивает он.
— Нет, — отвечаю я. — Конечно не надо.
На следующее утро я не вижу Сайласа ни в коридорах, ни на дорожках между корпусами. Мы с ним в разных классах. Я учусь немного лучше, чем он, о чем я стараюсь никогда не упоминать. После занятий я бегу к спортивному залу, надеясь перехватить его перед игрой и спросить, что с ним случилось накануне вечером. Я решила, что он, наверное, почувствовал себя плохо и отправился прямиком в кровать. «Он почувствовал себя так плохо, — думаю я, — что даже забыл позвонить мне».
Когда я вхожу в зал, Сайлас уже находится на площадке вместе с другими игроками. Он бросает по кольцу, при этом каждый раз разбегается гораздо резче, чем остальные мальчишки. Мне кажется, он хочет проскочить сквозь выложенную кафелем стену за щитом. Я стою на краю площадки, ожидая, когда он меня, наконец, заметит.
«Он нервничает, — понимаю я. — Сегодня очень важная игра».
Я сижу в первом ряду. Трибуны постепенно заполняются студентами. Я посматриваю на то место, где обычно устраивается мистер Квинни, но сегодня его нет. Сайлас подходит к скамье игроков прямо передо мной. Он как будто не замечает меня. Я знаю, что нельзя отвлекать игроков, когда тренер дает им указания, и откидываюсь на спинку сиденья. Я уверена, что после матча Сайлас меня дождется и все объяснит.
На площадке Сайлас похож на животное. Я никак не могу решить, на какое именно, потому что не существует животных, которые двигаются так, как он. Кроме того, я еще никогда не видела таких злобных животных. Они бывают коварными, хитрыми, но не злобными. Сайлас зол. Он излучает эту злость в окружающее пространство. Она светится в его глазах. Я понимаю: случилось что-то очень плохое, и пытаюсь догадаться, что именно. Он злится на тренера Блаунта? На своего отца? Это объясняло бы его отсутствие на игре. Или по какой-то непостижимой причине он злится на меня?
