Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
При этом, его тело слегка выгнулось вперед, сместив центр тяжести в сторону бесконечности:
– Меня бросила девушка.
– Бывает, – вздохнул Петр, – На то, она и первая любовь, чтобы за ней пришла следующая, – он по-прежнему говорил ровным, почти безразличным голосом. При этом, по чуть-чуть, на пол длинны стопы, не больше, приближаясь к мальчонке.
Сокращая расстояние:
– То, что вы сейчас собираетесь сделать – очень важный поступок.
Но, только для вас.
Вы думаете, что остальные люди, и, прежде всего – она, начнут переживать за вас?
Нет.
Никто не обратит на ваш поступок никакого внимания, – Петр говорил спокойно, но чувствовал, как начинают потеть его ладони, – Несчастным станет только один человек, который, кстати, не имеет никакого отношения к вашей беде.
– Кто? – облизав губы, проговорил парень. Его тело выпрямилось, и теперь центр тяжести отстранился от беды.
– Ваша мать.
Теперь ни один день не пройдет у нее без слез.
И получится так, что горе вы принесете только тому человеку, который вас любит.
– Что же мне делать? – если человек задает такой вопрос, он, по крайней мере пока, не собирается поступать никак. После этих слов, оставалась последняя опасность – мальчик мог просто соскользнуть с карниза.
– Можете, например, посмотреть на то, как старики лазают по балконам.
Петр, неспешно и умышленно кряхтя, стал перебирать на соседний балкон:
– Эх, в боевом походе, тяжелее было.
– А вам приходилось участвовать в боевых походах?
– Да. С Суворовым, через Альпы.
– Я читал Суворова «Аквариум».
Он, в этой книге, ничего не пишет об Альпах.
– Напишет в другой книге, – оказавшийся рядом с парнем Петр, мгновенно захватил его, скрепив ладони на его груди борцовским замком, и перетащил того обратно через перила.
После этого, он посмотрел вниз.
На пятиэтажность.
И тогда, у Петра закружилась голова…
…В квартиру Гриши, Петр вернулся через подъезд.
Внизу он постоял немного, и сорвал травинку на газоне.
– …Ты, что, на улицу выходил курить?
– Да. Подышать захотелось.
– Дышал бы на балконе.
Времени прошло так мало, что разговор в комнате продолжался почти на том же месте, где его оставил Петр.
– …Каждая сорванная травинка – это, по большому счету, вселенский взрыв, – говорили все, и никто в отдельности.
– Вряд ли, – сказал Петр.
– Просто ты его не замечаешь.
– Если бы я один.
Землятресение на Кавказе затронуло всех – хотя, и оно, не было вселенским взрывом.
А, кто-нибудь из вас заметил вселенский взрыв две минуты назад?
– А, что произошло?
– Вот, – Петр протянул друзьям, сорванную во дворе травинку, – Хотя, рвать траву на газонах, конечно же – плохо.
– Петя, я тебя уважаю, но здесь ты не прав.
Дело в том, что мы, художники и поэты, хотя и влияем на души людей, в той или иной степени, но нам никогда не приходилось в реальности спасать жизнь людей.
Если бы ты, когда-нибудь, спас человека от смерти, ты бы по-другому смотрел на гибель живого.
– Наверное, – ответил Петр…
…О своем собственном самоубийстве, Петр не задумывался, хотя мысль о том, что его жизнь оказалась никому не нужна, не раз вставала перед ним. Вставала предателем…
…Когда Лена рассталась с Петром, и воздух, заполненный небом, для него вдруг стал пустым и ненужным, Петр узнал – где именно болит душа.
Она болела в районе солнечного сплетения.
Болела совсем не аурной, а совершенно реальной болью, и об этом, Петр сказал своей знакомой журналистке Анастасии.
– Исхудал ты весь, Петька. На лице одни глаза да нос.
Петь, брось ты переживать из нас, баб. Относись ко всему философски – ты, ведь, интеллигент.
– Интеллигенции у нас нет.
– Интеллигенции нет, – проговорила Анастасия, глядя на Петра, – А интеллигенты остались.
– Остались, – вздохнул Петр, – Чем больше в обществе интеллигентов, тем меньше у общества непонимания то, что оно недополучает.
– Если в желудке болит, то тебе поможет обычный гастал или но-шпа.
– Поможет, – согласился Петр, хотя и не поверил в это.
– А я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Не знаю. Может, мы это… – Петр прервал фразу, подыскивая подходящее слово.
– Знаешь, Петя, ты не суди ее.
Женщина – это ведь, божья тварь… А, мы «это», у тебя или у меня?
– Пойдем в лес.
– Давай. Только возьми какой-нибудь плед.
Петр зашел домой и взял плед и бутылку сухого вина из бара. С тех пор, как он бросил пить – вино в его доме было всегда.
Когда он пил – вино в его доме случалось часто, так, что, в этом смысле, почти ничего не изменилось.
Только теперь в его доме было хорошее вино…
…Через пол часа, они вдвоем, написали очередную первую главу в истории человечества.
А еще через некоторое время, расслабившийся, но уже уравнявший дыхание Петр, смотрел на обнаженное, загорелое тело Анастасии, сидевшей на коленях и пившей вино прямо из горлышка.
И на то, как лучи солнца, отражавшиеся и преломлявшиеся в линзе из виноградной лозы, сверкали на голубизне неба.
– Ты молодец, Петька. Хорошо, что вино взял.
– Я лимон забыл.
Анастасия прошлась глазами по телу художника от пальцев ног до макушки, задержав взгляд где-то посередине, полукавничала искринкой зрачков:
– Ничего. Я найду себе что-нибудь кисленькое.
– Тогда, мне будет сладко, – еще успел подумать Петр, магелланствуя в удовольствие…
…По поводу того, является ли женщина «Божьей тварью», Петр как-то спросил у батюшки из Гребневской церкви:
– А, может, женщина – это, все-таки, создание дьявола?
Батюшка задумался о чем-то своем – и Петру показалось, что седовласый человек в долготерпеливой одежде что-то вспомнил – а потом ответил:
– Не каждая…
А еще через некоторое время, он добавил:
– Все равно, Бог любит людей независимо от их достоинств или недостатков, – и Петру ничего не оставалось, кроме как вздохнуть:
– Тогда, у нас с Ним возникают одинаковые проблемы…
…Анастасия оказалась права.
Гастал помог.
Хотя и только на время…
Она
…Любовь зреет в любви…
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
