Постепенно очертания ее комнаты превратились в очертания стеклянного пресс-папье. Они расширялись и сжимались с каждым вдохом, как стеклянный воздушный шар. Прямые линии исчезли. В ответ на решающие изменения в музыке, которую она скорее чувствовала, чем слышала, на смену прямым линиям пришли изгибы. Они кружились над ней и блестели, как лунная дорожка на ночной воде. Временами они принимали неопределенные очертания человеческих фигур. Эта фантасмагория показалась ей старой, но не внушала страха. Не внушала по крайней мере до тех пор, пока ребенок спокойно спал в ее нежных руках.
Но она зачем-то отвлеклась, а в это время внутри пресс-папье произошли перемены. Перестал идти снег, и стекло неожиданно стало горячим на ощупь. Филисия тревожно потрясла его. И в этот миг коттедж вспыхнул ярким пламенем.
Она изумленно смотрела на домик. Потом стала испуганно царапать непроницаемое стекло ногтями. Температура росла очень быстро. Из горла Филисии вырвалось рыдание. Девочка, проснись, девочка может сгореть… во всем виновата она.
Она должна отнести его Кэрол. Кэрол дала ей пресс-папье и наверняка знает, что теперь делать.
Филисия соскользнула по длинному-предлинному склону кровати на пол и двинулась к двери. Дверь расширилась, как петля, чтобы пропустить ее. Коридор превратился в призму, уставленную ледяными зеркалами, а стены плавно переходили в пейзажи. В конце коридора виднелась причудливая лестница. Домик в пресс-папье горел и горел, и ее паника росла. Она закричала и услышала звон колокольчиков, закончившийся глухим кашлем механизмов. Вогл, вогл, вогл и дальше предательское эхо, стихающее в пустоте. Потом тишина, прерываемая только безнадежным плачем маленькой девочки из горящего домика.
Филисия дотронулась до двери в комнату Кэрол, и комната медленно покачнулась, словно… памятник, падающий с пьедестала. Послышался рев… вспышка яркого света и громкий звук заставили ее замереть на месте.
Перед ней стояла Кэрол. Она была полностью голая, волосы рассыпались по плечам, на высоких полусферах грудей виднелись отпечатки чьего-то смелого пальца. В горящих янтарных глазах скопилась влага страсти, пальцы в сексуальном беспокойстве согнулись, как когти. Филисия почувствовала себя карликом рядом с ней. Плач девочки из пресс-папье перешел в тоненький вой, но на него сейчас никто не обращал внимания.
Что тебе нужно, резким голосом осведомилась Кэрол?
Что мне нужно, растерянно подумала Филисия. Она оцепенело протянула пресс-папье и удивленно заметила, что это вовсе никакое не пресс-папье, а просто круглый стакан. Она протягивала его, держа руку перед лицом. Кэрол, которую она сейчас видела сквозь стекло, сильно увеличилась в размерах, как индийская богиня плодородия.
В комнате Кэрол пахло кровью, запах был таким же резким и заметным, каким был для Филисии запах горения. В одном уголке рта, на губе, у Кэрол виднелась царапина, и розоватый оттенок окрасил ближайший белый зуб. Кэрол улыбалась неприятной улыбкой, одними губами. Музыка, не предназначенная для ее ушей, грубые земные крики какой-то женщины, барабаны и пронзительные вопли жили в крови. Когда зазвучал гимн плодородия, Филисию вновь охватила паника. За спиной у Кэрол очень далеко у самых изгибов стекла на кровати лежал мужчина. Сэм… Страшно толстый и распухший… Что мне нужно, спросила себя полностью растерявшаяся Филисия?
Снег уже не идет, робко объяснила она.
Кэрол подошла ближе и сурово посмотрела на нее. Филисия задрожала, но Кэрол сжалилась и ласково шлепнула девочку по щеке, надеясь успокоить.
Сейчас Кэрол улыбнулась доброй улыбкой. А теперь смотри, велела она, опять пошел снег! Филисия посмотрела вниз, как велела Кэрол, и в руках у нее вновь находилось пресс-папье с чистеньким маленьким коттеджем. Все было, как раньше. Пока Кэрол нежно гладила ее щеку, она продолжала смотреть на зимний пейзаж. Дикая музыка совсем стихла. Кэрол объяснила, что она больше ее не услышит, если не захочет.
Я отведу тебя вниз, наконец предложила Кэрол из сна. Напрасно ты встала. Беспокоиться абсолютно не о чем.
Беспокоиться не о чем, сонно повторила Филисия, глядя на падающий снег. Но тут она подумала, что может опять увидеть голого мужчину, и эта мысль встревожила ее. Однако девочка проявила совсем не детскую мудрость и прогнала эту мысль из своей головы.
Я не беспокоюсь, довольно произнесла она, и пошла вниз к себе в спальню, держа Кэрол за руку. Все сейчас было знакомо, все находилось на своих местах. Она прижимала пресс-папье, которое всегда было ее самой любимой игрушкой, к самому сердцу.
Глава 14
Полицейские подошли к Деву Кауфману, едва он вошел в терминал для прилетающих из-за границы в аэропорту ДФК. Он прилетел из Лиссабона на рейсе «Свисс-эйр». В этот душный и жаркий воскресный вечер в переполненном аэропорту царило одно из классических столпотворений. Самолеты приземлялись с двухчасовым опозданием, таможня была забита усталыми ждущими людьми, повсюду царили хаос и неразбериха.
— Дев Кауфман?
Дев остановился и устало посмотрел на двух мужчин, которые подошли к нему.
— ФБР, мистер Кауфман, — сообщил говорящий и показал удостоверение. — Меня зовут Крокетт, — представился он. — Это мистер Хирш из Службы Иммиграции и Натурализации. Если вы дадите ему свой паспорт и багажный талон, он обо всем договорится на таможне. А мы тем временем хотели бы поговорить с вами.
— О чем?
— Вы обо всем скоро узнаете, мистер Кауфман. Мы будем вам очень признательны за помощь. Разговор займет немного времени.
Дев с любопытством посмотрел на них, потом совершенно спокойно пожал плечами и протянул паспорт. У него была дорогая на вид кожаная сумка с широкой плечевой лямкой. Она напоминала старинную сумку почтальона, только была меньше и более элегантна. В свободной руке он нес папку с эскизами.
— Это весь мой багаж, — объяснил Кауфман, постучав по сумке.
— Возьмите ее с собой, — улыбнулся Хирш и отвернулся.
Агент ФБР отвел Дева Кауфмана в маленький кабинет без таблички на двери, который находился в глубине здания. В комнате ждал еще один мужчина. Это был простой и мягкий на вид ирландец, меньше всего похожий на фараона.
— Мистер Кауфман, это специальный агент Роберт Гаффни.
— Привет! — безо всякого интереса поздоровался Дев и пожал протянутую руку. На столе стоял магнитофон. Судя по всему комната использовалась крайне редко. Пол был грязным, на щите объявлений висели какие-то свернувшиеся в трубку и пожелтевшие бумажки. — В чем дело?
— Пожалуйста, садитесь, мистер Кауфман, — попросил Гаффни.
Дев заколебался, потом положил сумку с папкой и сел на предложенный стул. Кауфман был высоким худощавым молодым человеком с яркими умными глазами. Он относился к тем парням, которые очень медленно превращаются в мужчин. Несмотря на то, что волосы его были не причесаны, они не были очень длинными, как у хиппи. У него были большие уши, маленький нос и взгляд жалеющего себя человека. Одет он был, как собравшийся в дорогу юноша с очень скромными средствами: старые брюки из очень прочной хлопчатобумажной ткани, стоптанные туфли, пиджак цвета хаки и синяя рабочая рубашка. И одежда, и сам Кауфман были чистыми.
